неизменный его член, затем надо написать представление на младшего лейтенанта Савельева, побывать на комсомольском собрании.
Устроившись за небольшим дощатым столом при свете коптилки, Хитали склонился над чистым листом бумаги. Писал он неторопливо, внимательно перечитывая написанное. Он понимал, что Савельев совершил подвиг, но какой мерой его оценить?
«Нужно представить к ордену Ленина, — решил Хитали. — Комдив подпишет. Да и комиссар поддержит». И только после того, как представление было закончено, в сердце зашевелилось беспокойство: не слишком ли несбыточными надеждами обольщает себя? Однако он тут же отогнал эту мысль. «Нет, летчик Савельев действовал по-геройски, и он достоин высокой награды».
Написав представление, Хитали перешел к другим делам. Много еще надо было работать над слаженностью экипажей, звеньев, эскадрильи в целом. Не сразу достигалась согласованность в действиях ведомых в групповом полете. Случалось, некоторые летчики из-за слабых навыков в распределении внимания теряли из виду самолет ведущего, но признаться в этом боялись.
Есть такое понятие в психологии — ложный стыд. Им страдают многие молодые пилоты. Их тревожит, а что скажут на земле? Как смотреть в глаза товарищам? Учитывая это, Хитали добился, чтобы провели тренировку «пеший по-летному». Овладев способами перестроения на земле и закрепив навыки маневрирования в звене, молодые пилоты в значительной мере избавились от психологической напряженности в полете, обрели уверенность в своих действиях.
Вот тогда и утвердилось правило разрабатывать варианты боевых порядков при отражении ударов истребителей противника. Во время подготовки к вылету летчик составляет два-три таких варианта. Конкретная обстановка в воздухе, конечно, могла потребовать иных решений, но предусмотренные способы согласованных действий в значительной мере способствовали боевой активности летчиков, успеху выполнения задания.
На собственном опыте Хитали знал: ничто так не способствует самоутверждению молодого командира, формированию его характера, как поставленная перед ним боевая задача, осуществление которой зависит всецело от его собственной инициативы. Поэтому он постоянно заботился о выучке молодых летчиков, стараясь развивать у них тактическую сметку и закалять волю. Его товарищи Савельев, Пискунов, Колесников изо дня в день совершенствовали технику пилотирования, искали новые способы боевых действий, прислушивались к каждой его задумке.
По разному люди находят свое призвание. У кого-то пробуждается интерес к определенному делу еще в пору юношества, другие познают свое призвание уже в зрелом возрасте. Хитали еще до войны определил свою профессию. Закончив летное училище в 1941 году, он не задержался в тылу и с первых дней Отечественной войны оказался на фронте.
Разумеется, ответственность чувствовал он и летом 41-го, но тогда это была ответственность рядового летчика, неизменно сводившаяся к действиям ведомого. Нужно было выполнять приказ ведущего, не выходя за пределы строго очерченного инструкцией круга обязанностей.
Движимый любовью к летной профессии, стремлением испытать себя непосредственно ведущим, Хитали не всегда придерживался инструкций. В них многого не хватало, чтобы по-настоящему научиться бить врага. У Захара всегда ключом била инициатива. Он группировал вокруг себя опытных и молодых летчиков, обобщал все передовое, новое в тактике действий штурмовиков и внедрял в жизнь.
Незаурядные способности к летному делу, редкостное трудолюбие помогали Захару успешно овладевать искусством боя и обучать этому искусству молодых летчиков.
Война требовала от летчиков упорства в достижении цели, отваги, готовности идти, если потребуется, на оправданный расчетами риск. Я не раз слышал, как Хитали негодовал: почему некоторые летчики в бою безынициативны, почему действуют однообразно, только с бреющего, чтобы создать шум? Действительно, в бою, когда обстановка осложнялась, когда чаша весов колебалась, верх одерживал тот, кто наряду с отличной техникой пилотирования обладал мастерством в стрельбе и бомбометании, кто применял новые тактические приемы, был инициативнее врага.
Захар со стоянки уходил последним, а приходил первым. Выслушает рапорт, произнесет свое неизменное: «Ну как тут, порядок?» и пойдет с дежурным к самолетам. Остановится, поговорит с авиаспециалистами, случается, огорченно скажет:
— А говорили — порядок. Порядок тогда, когда все самолеты готовы к вылету.
Затем непременно заглянет в землянку эскадрильи, прислушается к часам-ходикам. Здесь они тикают вовсе не так, как в поселке. Не идут, а бегут и вечно всех подгоняют. Здесь они жадные: ни одной минуты даром. Здесь они строгие: учат не отступать от назначенных сроков. Никакие другие часы не могут так научить ценить время, как эти — эскадрильские.
Наступает нужный час, и Хиталишвили подает своей эскадрилье команду: «По самолетам!». Взревев моторами, «ильюшины» мчатся на взлет.
Захара всякий раз волновал первый утренний боевой вылет. Он быстро взбадривает расслабленное за ночь тело, от ощущения легкости невольно ширится грудь, и Хитали с удовольствием вдыхает пропитанный бензином и маслом горячий воздух.
Перед вылетом в землянку обязательно заходит капитан Чернов, комэск. Он заводит с летчиками разговор о красоте волжских мест, восторженно вспоминает Астрахань, где долгое время жил. Слышатся шутки, смех. И только Хитали видит, как пристально вглядывается комэск в лица летчиков, пытается узнать, не слишком ли волнуются они перед предстоящим боем. Ведь сидеть в кабине самолета, когда рядом рвутся зенитные снаряды, — удел не для слабонервных.
— Еще раз проверьте подготовку летчиков, — приказывает комэск.
— Все будет в порядке, — заверяет Хитали, провожая капитана на стоянку.
Он хорошо знает свою эскадрилью. Здесь подобрались люди многих национальностей, различные по характеру и темпераменту. Но как они удивительно похожи друг на друга! И не потому, что обычно ходят все вместе, эскадрильей. Не потому, что у них одинаковые комбинезоны и летное снаряжение. Нет! Они похожи прежде всего своей высокой идейностью, страстным желанием бить врага.
В авиации есть такое понятие — «готовность». Под этим подразумевается время, нужное для того, чтобы машины взлетели на выполнение задания. Как сократить это время, — вот над чем часто задумывается Хитали. Ведь нередко полк вылетает по вызову с передовой. И тут каждая минута промедления может пагубно сказаться на исходе боя. Запоздает группа с приходом на цель, глядишь — враг уже овладел опорным пунктом, и попробуй теперь его выбить оттуда.
Хитали всегда старался добросовестно, в полную меру сил и способностей выполнить свой долг. Такова формула жизни этого летчика. Превыше всех должностей и титулов нес он главное звание коммуниста. И когда молодые пилоты иногда самоуверенно судили о старших, взваливая на них вину за наше отступление, Хитали нередко говорил, что стойкости и убежденности мы должны учиться у них, воинов 41- го. Это были преданные, не знающие сомнения бойцы и их стойкость, мужество помогли вам — и старым и молодым — не только остановить, но и поставить на краю пропасти фашистскую армию в битве под Сталинградом.
…Когда младший лейтенант Савельев открыл дверь землянки, майор Выдрыч сообщал сводку Совинформбюро.
— Разрешите присутствовать? — спросил летчик.
— Присутствуйте, товарищ младший лейтенант, ответил сухо комиссар и, взглянув на часы, вил: — Вы опоздали на четверть часа, а это, поверьте мне, не к чести летчика.
Савельев смутился и, торопливо отыскав свободное место, бесшумно присел на нары.
Никто из летчиков, казалось, не обратил внимания на происшедшее, и только Хитали понимающе, едва заметно улыбнулся. Отыскав взглядом закусившего губу Алексея Савельева, он тихо, только для него одного, сказал: «Повезло нам, Алеша: наш комиссар научит нас ценить время».
С началом боевого вылета комиссар был на стоянке. Техсостав работал с огоньком, а Выдрыч стоял поодаль, посматривая на часы. После взлета подошел к инженеру полка, потер в коротком раздумье переносицу:
— Огорчать вас не хочется, и душой кривить не могу, — начал он, и внимание техсостава обострилось.
