– Ты что бузишь, придурок? Это тебе Михалыч-террорист в борщ кусок хозяйственного мыла подбросил… Помнишь, ты у него бутылку спер?
Толик тут же переключился на менее опасного соперника:
– Михалыч, убью суку!
В глубине коридора послышались быстрые шаркающие шаги, и коварный старик скрылся за дверью своей комнаты. Два раза щелкнул поворачиваемый замок.
– Все, – продолжал смеяться Виктор. – Противник отступил на заранее укрепленные позиции.
Тут веселье, как иногда бывало, сменилось угрожающим выражением лица, глаза сузились, а челюсть выдвинулась вперед.
– И не матерись перед женщинами, понял?!
Толик закивал и пополз к своим дверям.
Пообедав, Данила снова бежал на улицу к компании, сложившейся из проживавших в соседних домах детей. Сейчас на улице было двое: глава дворовой шпаны – Витька Косоруков и сын Профессора – Борька Холодовский.
Витек жил с матерью, которая участия в воспитании сына практически не принимала и все чаще уходила в длительные запои. Его отец который год сидел в тюрьме, отматывая третий срок, и старший брат тоже недавно отправился следом, имея в своем активе групповую кражу. Самого Витька, по общему, да и по его же собственному мнению, ждало то же самое.
Борька был сыном профессора исторических наук Александра Борисовича Холодовского, жившего этажом выше Данилы. Только если на втором этаже в коммуналке проживало одиннадцать человек в пяти комнатах, то третий этаж полностью принадлежал семье профессора, причем квартира была с телефоном. И если требовалось срочно позвонить, все бежали на этаж выше. Впрочем, Профессор, как его все называли, никогда не отказывал.
– Здорово, пацаны, – вразвалочку подошел к ним Данила, и они пожали руки, как взрослые.
– Прикинь, Данила, – кривясь, сказал низкорослый Витек, небрежно держа одну руку в кармане, а другой подбрасывая пузырек из-под одеколона, – Толстый говорит, что если туда карбида насыпать, то получится бомба.
Борька, действительно имевший круглый животик, не обижался на данное ему прозвище, он вообще был рад, что дружит с хулиганами. Хотя если его сейчас увидит его мама, Леонора Моисеевна, то мало ему не покажется.
– Не бомба, а взрывчатое вещество.
Витька красиво цыкнул сквозь зубы, и слюна, пролетев два метра, впечаталась в каменную стену.
– Вещество-о-о! – передразнил Косоруков. – Еще один профессор… Может, тебе кликуху поменять?
– А я говорю – взорвется! – Борька тоже плюнул, но слюна не захотела отправиться в красивый полет и, повиснув на пухлых губах, упала на ворот рубашки.
– А чего спорить, давай попробуем. – Данила открутил маленькую крышечку и требовательно протянул руку: – Давай!
Оглядевшись по сторонам, Борька вытащил из кармана широких штанов кусок смятой газеты и высыпал из него небольшую горсть карбида, похожего на раскрошившийся мел. Они затолкали в пузырек с водой пару кусочков и быстро закрутили крышку. Вода зашипела и моментально покрылась белым налетом.
– Давай в подъезд! – скомандовал Косоруков, и они, оставив на тротуаре взрывное устройство, бросились в укрытие.
– А если кто идти будет? – опасливо спросил Холодовский, уже сожалевший о своем эксперименте.
– Ха, здорово будет! – обрадовался Витек, но тут же пренебрежительно скривился: – Только фули толку, если она не взорвется?
Через пять минут всем стало ясно, что затея провалилась.
– Понял, Толстый? – с видом явного превосходства спросил Витек и вышел из подъезда. – И нечего порожняки гонять!
– Это чего – порожняки? – не понял Данила.
– Пустой базар, значит. – Косоруков поднял пузырек, потряс его и прижал к уху. – Шипит.
– Стекло просто толстое, – попытался оправдаться Борька.
– Это ты просто толстый.
Данила тоже потряс пузырек и приложил к уху.
– Точно, шипит…
БАБАХ!!! Стеклянные осколки, словно шрапнель, разлетелись в разные стороны. Витек испуганно присел, а Борька шлепнулся прямо на пыльную мостовую.
Оглохший на левое ухо Данила отнял ладони от лица и с ужасом увидел на них кровь. Левый глаз нещадно жгло, а сердце ухнуло куда-то в желудок – он остался без глаза! Следующей была мысль о том, как расстроится мама, будет орать отец, а дядя скажет: «Пустяковая рана, вот у нас в Афгане…»
– Даня, ты живой? – тряс его с перепуганным выражением лица Витька. – Что с тобой?
– Глаз… – сквозь зубы ответил Данила, боясь снова оторвать руки от изуродованного лица.
Схватив за ворот рубашки, Косоруков потащил его за собой, одновременно заорав на Борьку:
– Чего стоишь?! Открывай воду!
Грозный крик вывел Холодовского из ступора, и он бросился к стене дома, из которой торчал короткий ржавый кран, и дрожащими руками повернул вентиль.
Забрызгав ноги, хлынула холодная вода, и Данила сунул голову под бьющую струю. Он промывал до тех пор, пока левый глаз наконец не раскрылся и он не увидел довольно скалящегося Витька.
– Глаз на месте, – удовлетворенно сказал Витек и авторитетно добавил: – Надо мочой промыть.
Затем он повернулся к Холодовскому и поднял руку. Подумавший, что его сейчас будут глушить, Борька испуганно вжал голову в плечи и зажмурился. Но хулиган только хлопнул его по плечу:
– Молодец, будешь теперь Подрывником!
Боря, получивший наконец авторитетное погоняло, зарделся от удовольствия.
– Как вы это сделали? – пораженный Данила широко открытыми глазами смотрел на своего соседа, мужа Светланы. Петр Зиновьевич был высоким худым блондином с узкими внимательными глазами и длинными тонкими, словно у музыканта, пальцами.
Недавно Данила узнал, что его сосед самый настоящий фокусник, и теперь под разными предлогами напрашивался в гости, желая узнать секрет хотя бы одного фокуса.
– Это магия! – смеясь, ответил Петр, переглядываясь с улыбающейся Светланой. – Чистая магия!
Ловкие пальцы в очередной раз перемешали колоду. Со стороны могло показаться, что карты сами подпрыгивают, складываются в веера, исчезают и снова появляются в руках иллюзиониста.
Петру явно доставляло удовольствие показывать фокусы, а в лице семилетнего Данилы он нашел не только благодарного зрителя, но и слушателя.
Так Данила узнал, что МАГИЯ в переводе с древнегреческого означает волшебство, чародейство и этому искусству много тысяч лет, а первый известный документ, в котором упоминается иллюзионное искусство, – древний папирус Весткар, в котором рассказывается о фокусниках Древнего Египта, в частности о некоем чародее Джеди, выступавшем перед самим фараоном Хуфу, тем самым, который известен самой большой пирамидой.
Данила узнал, что трюк с тремя наперстками, который он видел в исполнении Витьки Косорукова, имеет более глубокие корни, чем передача по наследству от старшего брата самого Витьки. Манипулирование камешками и тремя скорлупками от орехов составляло основной репертуар фокусников Древней Греции. Да и само название профессии иллюзиониста означает «играющий камушками».
Все в детстве чем-то увлекаются. Кто-то, месяц прособирав открытки, переключается на коллекционирование марок, потом становится нумизматом, а затем с присущим в этом возрасте энтузиазмом начинает мастерить модели самолетов.
Данила, случайно окунувшийся в волшебный мир иллюзий, понял – это навсегда. Через некоторое время он уже не мог представить свою жизнь без фокусов и не мог понять, как он без этого жил раньше.
Правда, вначале Петр постарался остудить пыл юного любителя, объяснив, что за кажущейся простотой исполнения трюка и непринужденностью его показа стоят годы тренировок. И фокус, на исполнение которого уходит от секунды до минуты времени, требует нескольких недель или даже месяцев напряженной
