— Не, дальше. На трассу мне надо. В Демьянку. К бабушке.
— Да?
— Ага.
— Батя-то дома? Неужто одного в такую даль отпустили? Ты в каком классе-то сейчас?
— Шестой заканчиваю... Батя уж неделю как с буровой приехал, через неделю снова туда.
— Запил, поди, опять, отец-то... — пронзительно прищурившись, взглянул на паренька водитель.
— Да не, — соврал Тимофей, — на рыбалку всё нынче. Вот меня отправил бабушке рыбки отвезти. — И для вящей убедительности раскрыл школьный рюкзак, откуда выскочили хвосты замороженных рыб.
— Что ж ты сразу не сказал, — притормозил дядя Вася, — кто в кабине рыбу возит? Оттает. Давай, я ее снаружи прилажу. Не боись, не потеряем твоих налимов.
— Не налимы там! — чуть не обиделся Тимофей. — Муксуны благородные да ещё пара стерлядок!
— Ишь ты, — ухмыльнулся дядя Вася. — Благородные. А бабушка разве в Демьянке у вас живёт?
— Ну да, — снова соврал Тимоха, а сам почему-то вспомнил учительницу русского языка, которая всегда морщилась, принимая его тетради, пахнущие рыбой.
«Ты что, Трофимов, с одним портфелем и в школу, и на рыбалку ходишь?» — каждый раз говорит она. «Нет, — честно отвечает Тимофей, — я в портфеле рыбу бабушке вожу, больше не в чем. Я в три газеты и в пакеты ее заворачиваю, но она всё равно пахнет». «Двойкой за четверть у тебя пахнет, Тимофей», — вздыхает Вера Андреевна, но всегда в конце четверти ставит тройку. «Натягивает», — так это называется на их учительском языке. И Сергей Сергеевич — историю, и Светлана Васильевна — математику... По физкультуре и то пятерка не выходит. В основном из-за прогулов.
— Тебя точно не потеряют? А то будут меня потом менты таскать, — вернувшись в кабину, спросил дядя Вася.
— Не-а. Не потеряют, — ответил, на этот раз не соврав, Тимоха. — Я к вечеру вернусь. Меня наш сосед дядя Олег заберёт.
— Смотри!
КрАЗ тяжело вздохнул и снова стал набирать свою невысокую крейсерскую скорость.
«Не потеряют, — подумал про себя Тимофей. — Точно не потеряют. Себя бы не потеряли...» Нынче отец, вернувшись с буровой, в дом пришёл уже пьяный. Раньше мать ругалась, плакала, водила его к врачам, а потом сама стала пить с ним. Не ссорились, но и света Божия не видели. Оба с опухшими лицами просыпались по утрам и первым делом искали чем опохмелиться. Тимоха сначала выливал проклятую водку в унитаз, но потом понял; бесполезно. Самое же страшное начиналось, когда у родителей кончались деньги, а взаймы никто не давал... В последние два дня перед вахтой отец переходил на пиво, часами сидел в ванне и худо-бедно превращался в человека. А мать, хоть и болела тяжело, но не всегда находила в себе силы остановиться. Пока отец был на работе, она пила меньше, но бутылку в холодильнике держала постоянно. В редкие минуты трезвости родители вспоминали о сыне: «Тимоха, ты ел чего? Тимоша, ты уроки-то выучил? Тимофей, вынеси мусор да сходи за хлебом...» А кто хлеб до этого дня купил, не спрашивали. И колбасу, что с соседями умяли вчера...
Однажды Тимофей тоже решил напиться — как говорят взрослые, с горя. Родители в этот час сопели у себя в комнате; он взял из холодильника начатую бутылку с каким-то хитро улыбающимся «Кузьмичом» и, налив полстакана и запасшись соленым огурцом, как делал это отец, выпил холодную обжигающую жидкость. Закусив, мальчик налил еще. Водка волной прокатилась по горлу так, что Тимофей даже не закашлялся. Вкуса он не понял, но что-то приторное осталось во рту, и мальчик сразу уяснил, что приторность эту хорошо проталкивать внутрь огурцом или рассолом. Он перебил вкус водки и, подмигнув Кузьмичу, потянулся к отцовским сигаретам, чтоб совсем по-взрослому... Прикурил, подержал дым во рту, а потом и полностью затянулся едким облаком до самых лёгких. Пол под ногами качнулся, потолок завертелся, как лопасти вертолета. Мальчик с трудом устоял на ногах, схватив голову руками, чтоб ее не вывернуло на триста шестьдесят градусов. До туалета шёл, как матрос во время шторма. Так и уснул, обнимая унитаз...
— Глянь, красота какая! — перебил дядя Вася хриплый голос радио.
КрАЗ выехал на болото. Зимник здесь шёл почти по прямой, среди худосочных сосенок — метр с кепкой — и низкорослых кустарников. На десятки километров вокруг была гулкая заснеженная равнина, по восточному краю которой ослепительным оранжевым шаром катилось солнце.
— Ищут, понимаешь, край