Артур Конан Дойл
ДОЛИНА УЖАСА
Часть I
Трагедия в Бирлстоуне
1. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
— Я склонен думать…
— Думайте, думайте, — нетерпеливо бросил Холмс.
Я убежден, что принадлежу к числу самых терпеливых людей, но это насмешливое замечание меня задело.
— Послушайте, Холмс, — сказал я ворчливо, — вы иногда слишком испытываете мое терпение.
Но он был чересчур занят собственными мыслями, чтобы мне ответить, и целиком погрузился в изучение прибывшего по почте листка бумаги, вынутого из конверта. Затем он взял конверт и стал так же внимательно рассматривать его.
— Это рука Порлока, — задумчиво произнес он. — Я не сомневаюсь: это почерк Порлока, хотя до сих пор видел его только дважды. Игрек с особенной верхушкой — это очень характерно. Но если это письмо Порлока, то оно должно содержать важное известие, и прочесть его надо незамедлительно.
Он говорил скорее сам с собой, нежели обращаясь ко мне, но все мое раздражение сразу исчезло.
— Кто этот Порлок?
— Порлок — это только кличка, а за ней, Уотсон, стоит чрезвычайно хитрая и ловкая личность. В предыдущем письме Порлок извещал меня, что это его имя вымышленное, и просил не разыскивать его. Впрочем, Порлок важен не сам по себе, а лишь потому, что находится в контакте с неким значительным лицом. Представьте себе рыбу-лоцмана, сопровождающую акулу, или шакала, бредущего за львом, — вообще какое-либо ничтожество в обществе действительно грозного существа. И не только грозного, Уотсон, но и в высшей степени таинственного. Вот почему Порлок меня интересует. Я вам уже не раз говорил о профессии Мориарти?
— Ученый и преступник, столь великий в своих хитроумных замыслах, что…
— Что я и теперь вспоминаю о своих поражениях…
— Я, собственно, хотел сказать, что он остается совершенно неизвестным обществу с этой стороны.
— Это явный намек! — воскликнул Холмс. — В вас, Уотсон, скрывается неожиданная жилка едкого юмора. Вас надо остерегаться! Впрочем, назвав Мориарти преступником, вы сами совершили проступок. Как ни удивительно, с точки зрения закона это — клевета. Один из величайших злоумышленников, организатор едва ли не всех преступлений — таков в действительности этот человек. Но он настолько неуязвим, настолько выше подозрений, что за эти ваши слова мог бы привлечь вас к суду за необоснованное обвинение. Разве не он прославленный автор «Движения астероидов», книги, затрагивающей такие высоты чистой математики, что, говорят, не нашлось никого, кто мог бы написать о ней критический отзыв? Можно ли безнаказанно клеветать на такого человека? Это гений, Уотсон! Но придет и наш черед торжествовать!
— Как бы мне хотелось это увидеть! — воскликнул я. — Но вы говорили о Порлоке…
— Ах да… Так вот, этот так называемый Порлок — лишь одно из звеньев в длинной цепи, созданной этим необыкновенным человеком. И звено довольно второстепенное. Более того: звено, давшее трещину. В этом то и кроется крайняя важность для нас Порлока. Подгоняемый отчасти пробудившейся в нем совестью, а главным образом чеками на десять фунтов, которые я ему посылал, он уже дважды доставлял мне ценные сведения. Настолько ценные, что удалось предотвратить преступления. Если мы найдем ключ к шифру, то, не сомневаюсь, и это письмо окажется сообщением того же рода.
Холмс развернул письмо и положил его на стол. Я склонился над ним и стал рассматривать загадочное послание. На листке бумаги было написано следующее:
534 Г2 13 127 36 31 4 17 21 45 Дуглас 109 293 5 37 Бирлстоун.
26 Бирлстоун 9 18 171
— Что вы думаете об этом, Холмс?
— Очевидно, намерение сообщить какие-то секретные сведения.
— Но если нет ключа, какова польза шифрованного послания?
— В настоящую минуту — ровно никакой.
— Почему вы говорите «в настоящую минуту»?
— Потому что немало шифров я могу прочесть с такой же легкостью, как акростих по первым буквам каждой строки. Такие несложные задачки только развлекают. Но тут — иное дело. Ясно, что это ссылка на слова, которые можно найти на странице какой-то книги. Однако пока я не буду знать название книги, я бессилен.
— А что могут означать слова «Дуглас» и «Бирлстоун»?
— Очевидно, этих слов нет на взятой странице.
— Почему же не указано название книги?
— Дорогой Уотсон, ваши ум и догадливость, доставляющие столько радости вашему покорному слуге, должны бы подсказать вам, что не следует посылать зашифрованное письмо и ключ к шифру в одном и том же конверте. Скоро, однако, принесут вторую почту, и я буду удивлен, если не получу письма с объявлением или, быть может, самой книги, которой так недостает.
Действительно, спустя несколько минут появился рассыльный Билли, принесший ожидаемое письмо.
— Тот же почерк на конверте. И на этот раз письмо подписано, — удовлетворенно прибавил он, развернув листок. Но, просмотрев его, нахмурился. — Наши ожидания не оправдались. Видно, с этим Порлоком у нас ничего не выйдет. Слушайте! «Многоуважаемый мистер Холмс, я больше не могу ничем помочь вам с этим делом. Оно слишком опасно. Я вижу, он меня подозревает. Я только надписал адрес на конверте, как он неожиданно вошел ко мне. Я успел прикрыть конверт, но прочел в его глазах подозрение. Сожгите шифрованное письмо — оно для вас теперь бесполезно. Фрэд Порлок».
Некоторое время Холмс сидел молча, держа письмо в руке и сосредоточенно глядя на огонь в камине.
— В сущности, — промолвил он наконец, — что его могло так напугать? Возможно, всего лишь голос нечистой совести. Чувствуя себя предателем, он заподозрил обвинение в глазах другого.
— Этот другой, я догадываюсь, профессор Мориарти?
— Никто иной. Когда кто-нибудь из этой компании говорит «он», то ясно, кого они подразумевают. У них только один «он», главенствующий над всеми остальными.
— И что он затевает?
— Это сложный вопрос. Когда против вас оказывается один из первых умов Европы, а за его спиной стоит целое полчище темных сил, допустимы любые варианты. Как бы то ни было, Порлок, видимо, растерян. Сравните письмо с адресом на конверте, написанным до неприятного визита. На конверте почерк тверд, в письме его можно разобрать с трудом.
— Зачем же он писал, а просто не бросил это дело?
— Боялся, что я буду добиваться разъяснений и тем самым навлеку на него неприятности.
— Верно, — сказал я и, взяв шифрованное письмо, стал напряженно его изучать. — Можно с ума сойти от обиды, что в таком клочке бумаги заключена важная тайна и что невозможно в нее проникнуть.
