– Нет ли у тебя на примете достойного, верного человека, – продолжал молодой воин, справившись с сомнениями, – который мог бы взяться за это дело? Одно условие – он должен сесть в седло сегодня же, и чем быстрее, тем лучше.
– Великая Мать! И всего-то? – фыркнул кузнец. – Дай-ка покумекать…
После недолгого молчания он решительно мотнул круглой головой.
– Да, чего, собственно, долго раздумывать – отправлю Каллика, своего старшего, и дело с концом! Возьмет чалого со двора, да сивку на смену – и к завтрашнему утру будет в Коринфе, к обеду следующего дня – в Спарте! Письмо у тебя с собой?
– Н-нет… – юноша не стал распространяться, при каких обстоятельствах ему пришлось покинуть дом отца. – Я хочу отправить скиталу, тайное послание. У тебя найдется, добрый Менапий, кусок пергамента, стилос и чернила?
Старик издал губами дребезжащий звук и направился к двери.
– Сейчас тебе все принесут. А я пойду предупрежу сына. Через час он отправится в путь, это тебя устроит, любезный юноша?
– О, клянусь Афиной, это было бы чудесно! Скажи мне, только правду, старина, – тебе действительно не в убыток оказать мне эту услугу? Ведь, как мне известно, Каллик все время работает в мастерской, выполняет лучшие заказы…
– Лучшие заказы я выполняю сам! – напыщенно заявил Менапий. – А что касается Каллика, то несколько дней отдыха от горна ему пойдут только на пользу. Он и так уж бледный стал, как угорь! И всего у него интересов – молотком постучать, набить брюхо и поспать, нет бы девку за сиську ущипнуть, или с дружками погулять – он о том и не думает! Как отец я, конечно, доволен, и люди завидуют… Но как-то это все… противоестественно, что ли? Ну что это за молодость без баб, я вас спрашиваю? Не-ет, я в его годы другим был, клянусь Афродитой!
Еще раз хмыкнув, кузнец выкатился за дверь. Леонтиск отошел к окну и бросил взгляд в щель между приотворенной створкой, затянутой слепым белым листом слюды (стеклянные окна себе могли позволить только богачи), и массивной медной рамой. По улице медленно проползала груженая мешками с мукой разбитая двуколка, запряженная парой меланхоличных мулов. Сырой ветер, просочившийся с улицы, рыскал по комнате, заглядывая под щиты и позвякивая развешанными на стене мечами, как будто силясь стянуть их с гвоздей.
В коридоре раздалось быстрое шлепанье сандалий по полу, скрипнула дверь. Леонтиск обернулся. Молодая рыжеволосая рабыня (фракиянка? иллирийка?) с наивным бледным лицом и голубыми глазами с поволокой неуверенно застыла на пороге. Тонкими, открытыми по локоть руками она прижимала к обозначившейся под туникой острой девичьей груди беленый свиток пергамента, склянку с чернилами и стилос.
– Это хозяин … велел принести… – смущенная пристальным взглядом Леонтиска, девушка потупила взгляд, порхнула к стоявшему в углу трехногому шестигранному столику, неловко свалила на него прижатые к груди предметы.
– Кто ты, нимфа? Я тебя раньше не видел. Как твое имя? – не отрывая взгляда, спросил Леонтиск, восхищенный милой неловкостью юной невольницы.
Коротко звякнул, норовисто спрыгнув со стола, металлический стилос.
– Левия.
Она задержалась у столика, словно не зная, что делать дальше. Вскинула глаза, смутилась, потупила, нагнулась было, чтобы поднять стилос, передумала, вспыхнула, выбежала прочь.
Снисходительно-удивленно покачав головой (дитя! дитя!), Леонтиск опустился на корточки, поднял железный стержень и бросил его на стол. В этот момент раздалось хлопанье крыльев и в проем приотворенного окна заглянул нахальный мокрый ворон, привлеченный, по-видимому, блестевшим на стене оружием.
– А ну, прочь отсюда, крылатый демон! – крикнул Леонтиск, испуганно складывая пальцы в знак, отгоняющий нечистую силу.
Сверкнув желтым глазом, зловеще каркнув на прощанье, ворон исчез за окном.
– Проклятье, какая дурная примета! – пробормотал молодой воин, уселся за стол и достал нож.
Для написания лакедемонской скиталы – тайной грамоты – требовалась длинная пергаментная лента, намотанная на палку определенного диаметра. Слова наносились поперек намотанных полос, так что в размотанном виде лента представляла собой лишь беспорядочный набор букв и обрывков слов, и чтобы прочитать текст, нужно было намотать ее определенным образом на точно такую же палку-скиталу. Главная скитала Эврипонтидов находилась у Пирра, спартанского царевича, а его соратники, выезжавшие за пределы Лаконики с поручениями, получали скиталы-двойники для тайной переписки.
Леонтиск осторожно достал скиталу из поясной сумки, плотно обмотал ее вырезанной из пергамента лентой и, окунув стилос в чернила, принялся торопливо выводить предназначенные Пирру строки послания.
Раздался осторожный стук. Дверь приотворилась, в оружейную бесшумно ступил стройный юноша с лицом, еще не остывшим от яростного жара горна. Кроме крутых плеч и бугрившихся мускулами рук ничто не выдавало в нем кузнеца: взгляд его был задумчивым, если не сказать – отрешенным, лицо удивляло изяществом черт, а осанка – благородством.
– Приветствую тебя, Леонтиск, сын Никистрата, – вежливо поклонился вошедший.
– Привет, Каллик! Давненько я тебя не видел, клянусь Меднодомной! – Леонтиск вскочил с табурета, дружески хлопнул юношу по каменному плечу.
