день года, и мы начинаем с пустышки.
Босх молчал, давая ей справиться с административным разочарованием. Времени это заняло немного.
— Ладно, что еще случилось сегодня?
— Не так уж много. Пара самоубийств.
— Хорошо, когда собираешься начать завтра?
— Хотел бы пораньше. Сделаю несколько звонков, посмотрю, что удастся задействовать. И прежде чем приниматься за что-либо, нужно официально подтвердить, что кость, которую нашла собака, человеческая.
— Хорошо, держи меня в курсе.
Босх пообещал и положил трубку. Затем позвонил домой Тересе Корасон, окружному медицинскому эксперту. Их внеслужебные отношения прекратились несколько лет назад, и она по меньшей мере дважды меняла адрес, но номер ее телефона оставался прежним, и Босх его помнил. Сейчас это оказалось кстати. Он объяснил, в чем проблема, сказал, что ему требуется получить официальное подтверждение того, что кость является человеческой, прежде чем обращаться в другие службы. Добавил, что если подтверждение последует, ему понадобится, чтобы археологическая группа как можно скорее приступила к работе на месте преступления.
Корасон заставила его ждать почти пять минут.
— Так, — произнесла она, снова взяв трубку, — связаться с Кати Кол я не смогла. Ее нет дома.
Босх знал, что Кати Кол — штатный археолог. Причиной включения в штат этой женщины являлось извлечение костей из захоронений в пустыне северного округа, которые обнаруживали каждую неделю. Но ее необходимо было вызвать для руководства поисками костей на холме возле Уандерланд-авеню.
— И что же прикажешь делать? Мне нужно получить подтверждение сегодня вечером.
— Гарри, ты слишком нетерпелив. Как собака с костью, не в обиду будь сказано.
— Тереса, там останки ребенка. Можем мы обойтись без шуток?
— Приезжай сюда. Я взгляну на кость.
— А как насчет завтрашнего дня?
— Приведу все в действие. Я оставила сообщение Кати, и, как только закончим разговор, позвоню в контору, скажу, чтобы связались с ней по пейджеру. В университете есть судебный антрополог, с которым у нас заключен договор, если он в городе, я его привезу, когда кости будут отрыты. И сама буду там. Удовлетворен?
Последнее обещание заставило Босха задуматься.
— Тереса, — наконец сказал он, — я хочу по мере возможности сохранять это дело в секрете как можно дольше.
— На что ты намекаешь?
— Я не уверен, что медицинскому эксперту округа Лос-Анджелес необходимо там находиться. И я давно уже не видел тебя на месте преступления без оператора с камерой.
— Гарри, это частный видеограф, понимаешь? Фильмы, которые он снимает, предназначены для того, чтобы я пользовалась ими в будущем, и находятся всецело под моим контролем. В шестичасовые новости они не попадут.
— Все равно. Думаю, нам нужно избежать каких бы то ни было осложнений с этой стороны. Это дело об убийстве ребенка. Сама знаешь, какой к ним интерес.
— Давай приезжай сюда со своей костью. Я через час ухожу.
И она бросила трубку.
Босх пожалел, что не был более дипломатичным, но остался доволен тем, что высказал свои соображения. Корасон регулярно появлялась в телепередачах, посвященных судебной тематике, как эксперт. Кроме того, она стала брать с собой оператора с камерой, чтобы о делах, над которыми она работала, можно было создавать документальные фильмы о деятельности полиции и о судебных процессах и показывать по кабельным и спутниковым каналам. Босх не мог допустить, чтобы ее цели знаменитого коронера препятствовали его целям детектива, ведущего расследование предполагаемого убийства ребенка.
Он решил позвонить во вспомогательную службу управления и в службу собак-ищеек после того, как получит подтверждение относительно найденной кости. Поднялся и отправился на поиски Гийо.
Доктор сидел за столиком на кухне и что-то писал в скрепленном спиралью блокноте. Он поднял взгляд на Босха:
— Делаю запись об оказанной вам помощи. Я вел записи обо всех своих пациентах.
Босх молча кивнул, хотя счел странным, что Гийо стал упоминать о нем.
— Доктор, я уезжаю. Завтра мы вернемся, видимо, большой группой. Возможно, нам опять потребуется ваша собака. Вы будете дома?
— Буду и с удовольствием помогу. Как ваши ребра?
— Побаливают.
— Только при вдохе, так ведь? Примерно через неделю это пройдет.
— Спасибо, что позаботились обо мне. Коробку из-под обуви возвращать вам не нужно?
— Нет, я бы теперь ее не взял.
Босх направился к выходу, но потом обернулся и спросил:
— Доктор, вы живете один?
— Теперь да. Жена умерла два года назад. За месяц до пятидесятой годовщины нашей свадьбы.
— Сочувствую.
Гийо кивнул и сказал:
— У моей дочери своя семья в Сиэтле. Я вижусь с ними редко.
Босх хотел спросить почему, но промолчал. Еще раз поблагодарил его и вышел.
Ведя машину к дому Тересы Корасон в Хэнкок-парк, он держал руку на коробке из-под обуви, чтобы та не тряслась и не соскользнула с сиденья. Волнение все сильнее охватывало Босха. Он сознавал, что фортуна отвернулась от него в этот день. Ему досталось худшее из дел, какое только может достаться. Об убийстве ребенка.
Такие дела не дают покоя. Опустошают и ранят. Бронежилетов, способных защитить от них, не существует. Дела об убийстве детей не дают забыть, что мир полон насилия.
4
Тереса Корасон жила в особняке, выстроенном в средиземноморском стиле, с мощеной дорогой для машин и прудом перед фасадом. Восемь лет назад, когда у Босха был с ней короткий роман, она ютилась в квартире с одной спальней. Благодаря доходам телезнаменитости у Тересы появились дом и новый стиль жизни. Она даже отдаленно не походила на женщину, которая появлялась у Босха в полночь с бутылкой красного вина и видеокассетой с записью ее любимого фильма. Женщину, откровенно стремящуюся к богатству, но еще не умеющую использовать для этого свое положение.
Босх понимал, что сейчас он напоминает Тересе о том, кем она была и что утратила ради приобретения всего, чем обладает. Неудивительно, что их встречи теперь стали редкими и нервозными, как визит к зубному врачу.
Он остановил машину и вышел, взяв коробку и снимки. Шагая мимо пруда, заглянул в него и увидел темные силуэты плавающих рыб. Улыбнулся, вспомнив фильм «Китайский квартал» и как часто они смотрели его в тот год, когда были вместе. Как нравился Тересе в нем коронер, который в черном мясницком фартуке ел бутерброд, осматривая мертвое тело. Босх сомневался, что у нее сохранилось прежнее чувство юмора.
Лампочка над массивной деревянной дверью вспыхнула, и Корасон открыла ее прежде, чем Босх успел подойти. Она была в широких черных брюках и кремовой блузке. Видимо, Тереса собиралась на новогоднюю вечеринку. Она взглянула на его машину и сказала:
— Давай закончим дело побыстрее, пока из этой колымаги не натекло масла на мои камни.
— Здравствуй, Тереса.
— Это то самое?
Она указала на коробку.
