недолго беседовали, а потом Сашин отец скрылся за воротами.
— Как это его так пустили? — удивилась Оля.
— Я же говорю, что это мой отец, — гордо ответил Саша, как будто этим все объяснялось.
Прошло минут двадцать, прежде чем калитка в воротах дачи распахнулась вторично. Из нее вышли двое, быстро приблизились к «Мерседесу», и Сашин отец открыл заднюю дверь. Прямо рядом с Фединым ухом внутрь салона просунулась наполовину рябая физиономия того самого человека, которого вчера схватили на Осенней улице.
— Здрасьте, — сказала физиономия. Ребята недоумевающе переглянулись, но поздоровались и подвинулись. Мужчина сел по правую руку от Феди. Сашин отец занял свое место за рулем и сразу же включил зажигание. Через несколько секунд старый «Мерседес» развернулся и лег на обратный курс.
— Мы едем домой? — нарушил воцарившееся в салоне молчание Федя.
— Нет, теперь к братьям Карамазовым, — ответил Саша.
Вскоре они вернулись в уже знакомые Феде места. Угол леса на Осенней улице и Рублевском шоссе он узнал сразу. Машина проскочила его и поехала дальше. Потом Федя узнал свой дом, его тоже миновали и свернули на улицу Академика Павлова.
— Где здесь? — кратко спросил Сашин отец.
— Немного еще вперед, теперь налево, направо, — стал указывать путь человек с рябой щекой. «Оля говорила, что его фамилия Дурищев», — вспомнил Федя.
«Мерседес» лавировал по дворам среди хрущевских панельных пятиэтажек. Давно уже стемнело, и машина шла с зажженными фарами.
— Еще чуть-чуть и налево, вон к тому подъезду, — продолжал показывать Дурищев. — Да, да, туда. Стойте! Вот она! — неожиданно выкрикнул он и прямо на ходу рванул ручку двери.
Сашин отец резко затормозил, и «Мерседес» стал, высветив лучами фар шагах в пяти перед собой какую-то пару — парня и девушку. Прикрывая глаза рукой от яркого света, девушка обернулась.
— Катя? — удивленно произнесла Оля.
«И Артем», — добавил про себя Федя, с ужасом представляя себе, что сейчас последует.
Эпилог
Громкий, рассыпчатый треск заставил Федю резко обернуться. Тамерлан продирался через кусты, увенчанный огромной автомобильной шиной. Одновременно он ожесточенно кусал и грыз ее. Проломившись на поляну, бультерьер закружился на месте, смешно и нелепо подкидывая упругий зад. Черная, грязная после прошедшего ночью дождя покрышка сидела на нем, как спасательный круг на утопающем. Белый пес на глазах менял окрас, быстро делаясь черным.
— О Боже! — простонал Саша Губин, закатывая глаза. — Опять тебя мыть придется, свинья же ты все-таки, честное слово.
Буль и правда немного походил на очень мускулистого поросенка с длинным хвостом и мощной грудью.
— А я тогда подумал, что это ты его не взял, заболел он, что ли? Так привык, что ты всегда с ним, — заметил Федя, глядя на игры Сашиной собаки.
— Куда его было брать и зачем? Только мешался бы. Мало ли куда нам потребовалось бы отправиться. Так, собственно, и случилось. Мы ведь не знали еще, где Дурищев. Только предполагали с отцом, что на даче.
— Ты и отца заранее предупредил?
— Мы вместе вышли. Я в лес, он в гараж.
После бурных событий вчерашнего вечера и первой весенней ночной грозы прекрасное субботнее утро особенно располагало к общению на природе. Поэтому Федя и пришел сюда, чтобы встретиться с Сашей. Тем более что кое-какие подробности он для себя еще не выяснил, и многое его действительно волновало.
Федя не ошибся — Саша ждал его все под той же сосной и, поздоровавшись, добавил:
— Я так и знал, что придешь.
Теперь они неспешно беседовали, пока Тамерлан утолял свою потребность в физических упражнениях.
— Тебе отец рассказывал, как он сумел освободить на даче Толоконцева Катиного папашу? — Федя начал подбираться к интересовавшим его вопросам издалека.
— Все прошло очень гладко, — не стал томить его неизвестностью Саша, — сначала он предъявил удостоверение, потом намекнул на то, что ему известно, его пропустили внутрь. Это мы видели. А уж там он по всей форме предъявил Толоконцеву обвинение в незаконном задержании личности, по сути в похищении. На что Олин папаша, ясное дело, ответил, что никакого похищения нет, а Дурищев находится у него в гостях как старый приятель. Тут же вывел его из соседней комнаты и заявил, что, мол, хотел предложить бывшему сослуживцу выгодный контракт на год или больше. Отец спросил Катиного отца, хочет ли он уйти вместе с ним. Тот сказал «да». И с Толоконцевым попрощались. Ему ничего не оставалось, как отпустить Дурищева. Все были взаимно вежливы. Правда, папа намекнул Андрею Ивановичу перед уходом, что у него есть два свидетеля похищения — мы с тобой, — но, мол, он не станет устраивать скандала, если и Толоконцев будет вести себя разумно. Вот и все.
— Значит, Дурищев совсем ни при чем? — продолжал подкрадываться Федя.
— Ни сном, ни духом. Все бедная Катя затеяла.
— Почему это она бедная? По-моему, Оля…
— И Оля, конечно, тоже, — кивнул Саша и, посмотрев на Федю сочувственно, добавил: — Очень красивая девочка, я тебя понимаю.
— И не дура, — вздохнул Федя.
— Голова у нее умная, согласился Саша. — А Катя почему бедная? Да потому что просто жалко ее. Лично мне жалко. Для того, чтобы понять, что произошло, надо знать предысторию всего этого. Насколько я понимаю, дело было так. Работали в одном «ящике», но в разных лабораториях, два инженера — Дурищев и Толоконцев. Оба были компьютерщиками, хоть и занимались разными вопросами. Причем Дурищев имел тогда ореол гения. Он, видимо, и вправду очень способный, вопреки фамилии. Программист от Бога.
«А Оля говорила, наоборот», — отметил про себя Федя.
— Так вот, продолжал Саша свой рассказ, — он разработал какую-то замечательную программу, точнее пакет базовых программ, на основе которых можно было строить что угодно. Хочешь — мощные игры, хочешь — управленческие программы, хочешь — бухгалтерию. Причем доработка базисной программы до конечной специализированной занимала очень мало времени. Представляешь, что это за находка для электронного издательства или еще чего-нибудь в этом роде? Не знаю уж, как так получилось, свои домыслы оставлю при себе, но факт тот, что воспользовался этими программами Толоконцев, а лабораторию Дурищева закрыли. Вот так.
— И что, бедная Катя так осерчала на это, что решила испортить Оле жизнь? — спросил тогда Федя. — Оля-то чем тут виновата?
— Я Катю не оправдываю, — Саша сделал вид, будто не заметил язвительных ноток в Федином голосе. — Только у Дурищева после этого все пошло вкривь и вкось. Начал он пить. Мама Кати, чью фамилию она и носит, нетрудно догадаться, почему… Так вот, эта мама со звучной фамилией заявила Дурищеву, что он своей фамилии соответствует полностью, и так у них получилось, что бывший компьютерный гений развелся с женой. Она ему даже дочь видеть запретила, встречались они только в лаборатории, куда он перешел. Катю там все знали и любили. Но в конце концов Дурищев ушел и оттуда, видно, тяжело ему далось его фиаско. Он даже уехал из Москвы, жил в какой-то деревне без всяких чудес электроники и спивался потихоньку.
Саша увлекся своим рассказом, и Феде уже не нужно было задавать вопросы. Он понял, что Губин
