Попов подумал, что терять здесь время не имеет смысла, но тут из глубины помещения вынырнул высокий кудрявый парень в белом халате и, приветливо улыбаясь, подошел к Сергееву.
– Здравствуйте, Александр Иванович, давно не были, обижаете…
Через несколько минут они сидели в маленьком кабинете под ярко-желтым абажуром, хозяин с той же приветливой улыбкой расставлял на лимонной скатерти приборы и без умолку говорил, обращаясь преимущественно к Попову.
– Приглашаю: заходите, кушайте, хоть бесплатно, хоть как хотите… Мне надо, чтобы шпана знала: милиция здесь часто бывает. Тогда они не суются и рэкеты стороной обходят. Предлагаю: давайте подарю «Волгу»! Не майору, не вам, никому конкретно, чтоб не подумали, Боже упаси, про взятку! Нет, официально – уголовному розыску для служебных дел, а там пользуйтесь как хотите… Не соглашаются…
– Ладно, Ашот, хватит сказки рассказывать, – перебил Сергеев. – Валера у тебя тоже не будет забесплатно обедать, у него желудок халявы не принимает. А тачку свою ты классно отделал, молодец.
Улыбка Ашота изменила оттенок, теперь она стала горделиво-польщенной.
– Еще лючок в потолок врежу, уже достал… Кстати, Александр Иванович, понадобится машина – берите мою на сколько надо.
– А если разобью?
– На здоровье, новую куплю. Слава Богу, государство зарабатывать позволяет, милиция от рэкетов защищает. Жить можно!
– И я о том же, – кивнул Сергеев. – Пельмени и чай на три сорок семь, «командирских» добавок не нужно.
Ашот кивнул и исчез. Официантка принесла фаянсовую миску с пельменями и раскаленный керамический чайник, аккуратно положила на скатерть ровно оторванный прямоугольник счета, педантично, до копейки, отсчитала сдачу, пожелала приятного аппетита.
– Торжество кооперативного общепита! – усмехнулся Попов, раскладывая по тарелкам дымящиеся пельмени. – Идиллия!
– Угу. – Сергеев, обжигаясь, глотал горячее. – Только, не рассчитывая на нас, Ашот завел охрану и платит ей ту же штуку в месяц, что просили рэкетиры. А чего ты вдруг спросил про Викентьева?
Попов секунду помедлил. Когда сидишь за одним столом, уклониться от прямого вопроса или отделаться ничего не значащей фразой гораздо трудней, чем во время беглого разговора на улице перед расставанием. У него появилось неприятное ощущение, что Сергеев неожиданно изменил свои планы и затеял этот ужин именно для того, чтобы выяснить, чем вызван его интерес к Викентьеву. Значит, Сергеев осведомлен обо всем и сейчас пытается прощупать коллегу.
– Он меня остановил в коридоре, познакомился, расспрашивал про жизнь, работу… Странно как-то. Откуда такое внимание к моей скромной персоне?
Сергеев вытер губы бумажной салфеткой.
– Викентьев любит отчаянных парней. Он и сам-то… Был начальником колонии, имел кличку Железный Кулак. «Отрицаловке» пикнуть не давал, не то что погоду делать… Они в конце концов бунт подняли, заложников захватили…
Сергеев положил себе еще пельменей.
– И что дальше было?
– Дальше как обычно. Начальство му-му водит, решение принимать боится, а те ШИЗО осаждают, на «запретку» бросаются… Викентьев и взял ответственность на себя, трахнул железным кулаком – шесть убитых, пятнадцать раненых. Порядок навел, заложников освободил, должность потерял. Вот так, брат! Он тебе ничего не предлагал?
Попов снова помешкал с ответом.
– А что он мог предлагать?
– Не знаю, – Сергеев смотрел прямо в глаза. – Только в любом случае не торопись отказываться. Он этого не любит.
– Чего-то не пойму я тебя сегодня, – не стараясь быть убедительным, произнес Попов. – Но пельмени действительно хорошие, тут ты не ошибся.
Жесткий взгляд Сергеева смягчился, он слегка улыбнулся.
– Молодец, Валера. Давай пить чай. Чай здесь тоже хороший.
Глава пятая
Домой Попов шел в задумчивости. Он служил достаточно давно, чтобы считать, что знает всю милицейскую «кухню». И вдруг его стало засасывать в ранее неизвестный, темный и пугающий слой работы МВД, надежно скрытый от посторонних глаз, известный лишь узкому кругу посвященных, которыми неожиданно могли оказаться хорошо знакомые люди.
Дав согласие, он продолжал колебаться. Дело в том, что Викентьев ошибся, когда говорил, будто он подходит к предлагаемой работе «по всем статьям».
В детстве Валера был болезненным и впечатлительным мальчиком, преувеличивал обиды и неприятности, нередко плакал, спрятавшись в укромном месте, переживая дневные события, подолгу не мог заснуть. Родители водили его к психоневрологу, но тот никаких болезней психики не обнаружил и сказал: «Повышенная возбудимость, это бывает в таком возрасте, перерастет. Пока надо избегать раздражителей, соблюдать режим, неплохо прохладные обтирания на ночь».
Рекомендации врача тщательно выполнялись, но заметных изменений не происходило. В первом классе мальчишки постарше отобрали у Валеры портфель, это был сильный «раздражитель», и сознание заволокла черная пелена; когда он опомнился, то портфель был у него в руках, а обидчики убегали, причем один зажимал платком разбитую голову. Валера недоуменно осмотрел выпачканные кирпичной пылью пальцы и
