уточнить детали. Хорошо уже, что мы знаем, где это может произойти: между двумя памятниками бульвара. Там не так много удобных для засады мест. И все они — по левой стороне, если смотреть от центра. Высчитаем, выследим. И еще, хочешь не хочешь, придется привлекать Артема. Он один видел этого Анатолия, и сйчас опознает. Я не сомневаюсь, что против нас выступают трое: заказчик от имени Строева, скорее всего Анатолий, неизвестный нам посредник и неизвестный киллер… Нас тоже будет трое. Что же, сыграем в эту бандитскую рулетку…
— Как мне-то себя вести? — Настя пыталась держать себя в руках, но дрогнувший голос её выдавал.
— Об этом мы ещё поговорим. Но в любом случае, не паникуй. Думаю, тебе надо пойти на встречу в точно установленное время. И точно так, как предложил тот паршивец. Гуляй спокойно по бульвару. Спокойно, я говорю гуляй. И чтобы никаких лишних телодвижений… Ты вышла пройтись по бульвару… Если что-то неподалеку от тебя случится… необычное… не подходи, пройди мимо, иди своей дорогой. Потом выходи к фонтанам, что у начала бульвара, напротив «Наташи» и садись на скамейку, отдыхай, любуйся тюльпанами. Я и Уланов подойдем мимо к подземному переходу через Тверскую. Увидишь, что мы пошли к переходу, не окликай. Но это будет означать, что дело сделано.
Кушкин жестко закончил:
— Приказываю тебе выдержать Настя.
И мягче добавил:
— Ты сильная женщина, сможешь…
Уланов тоном, не терпящим возражений, предупредил Кушкина:
— Киллер — мой.
— Саша, потом разберемся.
— Киллер мой! Это мою любимую женщину он собирается замочить!
— Ладно, — согласился Кушкин. — ты как стреляешь? Все-таки танкист, а не спецназовец…
— Не промахнусь.
Настя от волнения и от избытка чувств к нему, родному, чуть не всхлипнула…
…Анатолий потребовал от посредника:
— Я должен все видеть, чтобы убедиться, что заказ выполнен. Таков приказ «Охотника».
Посредник недолго размышлял.
— Твое право. Хочешь тоже нарваться на пулю — пожалуйста. Это произойдет где-то примерно посредине Суворовского бульвара, в субботу, в двадцать ноль-ноль. Половина оговоренного сейчас, вторая — после операции.
…Киллер поймал в прицел своего карабина Настю. Ишь, плывет, виляет задом, породистая сучонка. Пусть пройдет ещё десяток метров, до во-он того дерева — вся откроется. Иди, иди, милая, ты и не подозреваешь, что этот бульвар уведет тебя в Вечность…
«Буду стрелять в сердце, — решил киллер, именовавший себя исполнителем. — Пусть лежит в гробу красивая».
На секунды в проеме двери появился Уланов и щелкнул выстрел. Тихий, словно скорлупу ореха раздавили. Киллер опустил голову на приклад. Уланов — в перчатках и спецназовской черной маске с прорезями, аккуратно отодвинул труп в сторонку, лег на его место и бегло осмотрел карабин. Хороший ствол и оптика у него отличная. Он просмотрел в прицел бульвар: мамаши с колясками, пенсионеры, алкоголики, не поделившие бутылку… Ага, вон идет — гуляет Кушкин. Вроде все спокойно.
На секунды Уланова заинтересовали парень на скамейке с газеткой и присевшая на эту же скамейку юная мамаша, покачивающая коляску с младенцем.
«И мне Настенька тоже подарит сына», — подумал Уланов. Что-то забеспокоило его в том, как сидел парень — слишком вольготно развалился к скамейке, словно демонстрируя безразличие к бульварной суете. Но тут же мелькнула успокоительная мысль: или папаша ребенка, или прохожий, пытающийся познакомиться с симпатичной мамочкой. Точно: разговаривают. А вот и Артем, крутится метрах в пяти от скамейки, закуривает… Переместился, стал так, чтобы быть лицом к парню и мамаше с коляской — парень у него на мушке. Все нормально.
Уланов быстро стянул с себя спецназовские шмотки, уложил их в сумку, карабин оставил там, где он лежал, рядом с киллером, бездумно уставившимся стылыми глазами в облупленный потолок. Еще раз проверил, не наследил ли, не оставил ли чего-нибудь после себя, и бесшумно начал спускаться по лестнице…
Он вышел на бульвар, как и уговаривались с Кушкиным и все-таки заметил, что парень на скамейке бросил взгляд на него, человека, вышедшего из близкого подъезда. Но это не особенно встревожило: глазеет от безделья, тем более, что мамаша занята — напяливает на младенца подгузники.
Уланов вышел на бульвар и пошел к его началу, туда, где были фонтаны, цвели тюльпаны и бегала ребетня.
Он поравнялся со скамейкой, он не мог не пройти мимо этой скамейки. И тогда Анатолий, а это был он, понявший, что киллера убрали, раз не он вышел из подъезда, резко толкнул коляску с ребенком на Уланова, выхватил пистолет и выстрелил. Уланов стал медленно оседать на перевернувшуюся коляску, юная мама кинулась к нему с криком: «Не трогай моего ребенка!» Она не поняла, что произошло, спасала своего младенца.
Прозвучал выстрел Артема, но на секунду позже, чем надо было — Уланов и коляска оказались на линии стрельбы. Анатолий повалился на скамейку…
…Настя сидела на скамейке у фонтанов, безвольно опустив плечи, пустыми глазами смотрела на веселую публику, на очередь в «Макдональдс», на серебряные струи фонтанов. Она поймала себя на мысли, что все видит, но ничего не слышит, словно бы выключилась из мира, в котором люди были веселыми и беззаботными, были звуки и голоса. Где они запропастились, Кушкин и Уланов?
Кушкин мещленно, устало, как-то странно сникший, шел к её скамейке.
— Где Уланов? — Настя поднялась ему навстречу. — Где Саша?
Ей казалось, что она это спросила громко, но слова прозвучали тихо, сдавленно.
— Уходим, Настя. — Кушкин крепко взял её под руку и повел к подземному переходу через Тверскую. — Не оглядывайся, не надо.
— Я не пойду без Уланова! — выкрикнула Настя и попыталась вырваться.
Но Кушкин уже уводил её от бульвара, где начала собираться толпа и истошно, взахлеб, завыли сирены милицейских машин.
