Нота бене. Мой девиз: Бить казенных людей на казенные же деньги, выдвигаясь в казенные люди».
Я как будто Ленина перечитывала, стиль узнается, скажет Лариса Григорьевна.
И девизу этому он не изменил ни при каких поворотах в своей и ермаковской жизни. Он не мог и не хотел зарабатывать поддакивая. И он знал, что мелким льстецам власти платят часто, но мелкими купюрами, коемуждо по блуду и слюне его. А ему платили за то, чтобы не трогал, и цену называл он сам.
Газета и Петька родились день в день. В некотором смысле это тоже была демонстрация силы. Почему его Игорь назвал в честь деда, несмотря на протесты Ларисы — ей подавай Никиту или Максима — он не знал. Может быть, в пику матушке?
Успех пришел сказочно быстро. Кто долго, на совесть запрягает, тому и лошадь помогает.
Ермаковск — областной центр, город промышленный и ученый. Область, как все сибирские, представляла собой щедрый отрез частично заселенной территории, сравнимый по размерам с Италией или Германией. Как и повсеместно в Сибири, отрез делился надвое великой сибирской рекой.
Взбаламученный ил начала девяностых годов еще не осел полностью, еще в силе были набеглые олигархи, и некоторые демократы еще верили в их локомотивную силу. В целом, сплошная свеженина и патриархальность, насаждаемая первым лицом края — губернатором Иваном Игнатьевичем Березовским. Он садоводчески определял стиль общественной жизни и делал это по-своему умело и не вредно. Пожилой, но живой человек, когда-то успешный директор стройтреста, он происходил из первых насельников края — казаков Березовских, соответственно прибывших сюда из приполярного Березова за сто лет до того, как туда прибыл полудержавный властелин Александр Данилович Меншиков. Березовские перебрались, можно сказать, на юг и в тепле размножились на диво, пока их в основной массе, среди них — и отца губернатора — не перебили в тридцатые годы.
Для ермаковцев Иван Игнатьевич был «наш» губернатор, и он, не забывая о своих баранах, ощущал себя отцом семейства, вождем разросшегося племени, где и выродки — свои, а не чужие. Он правил, стараясь никого не обидеть, но и не давая никому вознестись. Уж выскочек-то он не жаловал, и приговором звучало его простецкое страшное: «Брюхо не вываливается? Поддерни трусы!» и «Прижми задницу!». Кадры перекладывались, как гирьки, на невидимых весах, и надо сказать, что в этой политике сдерживаний и противовесов Иван Игнатьевич был гроссмейстером, но потому и заигрывался иногда бог знает до чего. Немногие враги звали его дозатором, но противовеса ему самому не было и в помине.
Под его сенью согревались толпы наивных воришек и лгунишек. Они соревновались в любви к губернатору, неслыханной в убогие царские времена, и дружно любили любимого губернатором и не любили нелюбимого. Часто они организовывали такую нелюбовь, подставляли; изучив Березовского, они знали, что хозяин бывает доверчив к первому впечатлению, к первому доносу, а на последующие мнения из принципа не реагирует. Потому что кремень! Если пропал барский табак, кого-то все равно должно выпороть. И лгунишки успешно пользовались правом первого уха.
В последние годы воеводства Нашего они понаторели, да и он стал отрываться от действительности, почивая на несомненных заслугах — и, как водится, уже свита вертела не подозревающим о том королем.
Два-три раза в год Березовский собирал мыто с самых наворовавшихся и ездил по области, как летописный князь, раздавая деньги на больницы, библиотеки, клубы и личное горе граждан. Это был добрый обычай, и пусть злые языки, шипевшие о пиаре, о том, что раздавались сущие крохи, прижмут задницу и поддернут трусы.
Спокойствие, приличия, шито-крыто, каждому свое. Соблюдение святого минимума в созидании и поддержании. Скажите, где же лучше? Где-то живут богаче, но там людей убивают среди бела дня. Где-то воруют и поменьше, а люди все одно голодны, а кто сыт — дохнет со скуки, потому что под лежачий камень вода на течет.
В губернаторе просматривалось уважение к добродетели. Он не терпел ничего громкого. Однажды, при закладке часовни, ему на ногу уронили кирпич. И он не издал ни звука.
Одна накладка — эта самая фамилия. Бывают странные совпадения. Однажды губернатор, выходя из Серого дома, наткнулся на пикетчиков с плакатом: «Березовского — в тюрьму!!!». Он настолько удивился, что не постеснялся спросить у них: за что вы на меня так? Не вас, объяснили ему шалопаи-студенты, а Бориса Березовского — крестного отца Кремля. В рамках декады борьбы за чистоту власти. Пошутили, стало быть. И губернатор не смеялся, но наказывать их запретил.
Вообще же, Иван Игнатьевич нередко ходил по городу практически без охраны, и горожане приветствовали его по-домашнему, желали здоровья. Такое могли себе позволить и услышать три-четыре губернатора во всей России. И это дорогого стоит.
Но в конце века в Кремле сменилась власть, и Березовского отставили. Наверное, Из-за фамилии. Все о нем сожалели, и Сосницын сожалел, но отчасти, потому что в кресло Березовского сел бывый генерал ФСБ, хороший знакомый Сосницына, бюрократище. Сосницын оказывал ему информационное и прочее содействие.
Так вот, изучая местный ландшафт, Сосницын не мог поверить своей удаче. Эти люди ходили в картонных латах, и они привыкли, что все в их судьбе решает Наш. И если Березовский не видит (или делает вид), значит, никто не видит их делишки. Простота!
И они вскоре убедились в обратном. Началась паника. На них, потешая воеводу, воззрилось пронзительное, поистине недреманное Око. Сосницын даже умилялся, до чего они беззащитны, эти шалуны — с их особнячками в Долине Нищих; с их автомобилями, с их ломотками недвижимости, отхваченной здесь, по взаимокорыстной договоренности отхваченной в других краях, и даже в солнечном Крыму. Грешные кругом: запойные алкоголики, ходоки по шлюхам и казино, педерасты (тут, как водится, заводили чиновники от культуры) и т. п.
Механизм работы с ними, начиная с заместителей губернатора (они менялись постоянно, и в лицо их едва знали), был обыкновенный: приглашается человек — а если крупный, можно и уважить, к нему прийти — и извещается, например: вот вам полоса нашей газеты. Здесь, видите — фотография дома на переулке Гончарном. Крыша провалена, по стенам трещины, в подполе вода, во дворе — пруд из фекалий. А рядом, видите — пустое место. Но мы можем напечатать здесь фотографию вашего замка в Долине Нищих, сообщим, сколько стоит такая усадьба. А еще — размер вашей заработной платы. А стаж работы у вас в Сером доме — четыре года…
Или так, совсем лаконично: вам знаком Андрюшенька Воронецкий, он же Мирандолина? Нам подарили одну кассету…
И люди давали деньги. Но не всегда же свой кошелек опустошать. И деньги давались под информационный заказ, через программы поддержки прессы — из Серого дома, из Розового дома, из Думы областной, из думы городской, из тихих «внебюджетных» фондов сомнительной субъектности…
Тут важно играть по правилам, честно выполнять соглашения. Прейскурантно.
Но были люди, у которых Сосницын денег не брал и не собирался брать. Он их топил, потому что прогрессивная газета обязана кого-нибудь топить, разоблачать, доводить до сумы и тюрьмы. Они того стоили, шельмы. И хотя бы один покаялся, забился в судорогах совести! Куды! Эти не каются, эти рук на себя не наложат. Они обижаются, плачут и говорят, что Петрилов натырил больше, и ему ничего.
И были среди них и враги. И были люди, нишу которых хотел занять Сосницын. Сначала один депутат городской Думы, потом один депутат Областной. И их товарищи. А сейчас он добивал председателя областной думы, могучую женщину из советского райкома, собрав на нее два килограмма изобличений. И новый губернатор уже тайно намекнул ему о своей поддержке.
А честных людей Игорь Петрович не трогал, тепло рассказывал о них в своей газете, привлекал. Не все отвечали ему взаимностью. Некоторыми руководили зависть и снобизм — но тогда они не совсем честные. Некоторые его раскусили. Но он и по их поводу не переживал.
Не говорите ему про мораль, ею чаще других прикрываются лентяи и мизантропы, чистоплюи, которых по ненадобности никогда не искушали. Один такой гордец жил с ним на одной лестничной площадке. «Вы хищник, вампир, Игорь!» А сам ведро мусорное просил вынести его хроменького сына.
Основательных конкурентов в мире ермаковской прессы той порой у Сосницына не предвиделось. В городе было несколько газет и три телеканала. И все они выживали за счет дотаций из бюджета и
