широко раскинув ноги.
Во время соития, пребывая сверху, юноша старался не смотреть на жертву своего внезапно нахлынувшего сладострастия. Теперь же, все более успокаиваясь, он уже не стыдился внимательно, и отчасти даже бесцеремонно разглядывать ее. Девушка была явно очень красива. Однако сейчас волосы пшеничного цвета неровно разметались по деревянному столу, из полуприкрытых голубых глаз струились, растекаясь по щекам, слезы; из припухших разбитых губ сочилась кровь… И все-таки стройный девичий стан и соблазнительно длинные ноги по-прежнему манили, вызывая новый всплеск желания.
Неожиданно юноша представил мысленно своего отца: наверняка перед ним, королем франков, вот так же, безропотно раскинув ноги, лежали все его многочисленные любовницы и наложницы. И его, Хлодвига, родная мать тоже…
Смутившись, юноша поднял с пола порванную одежду девушки и положил ей на живот.
– Оденься… Я отведу тебя в шатер для рабынь.
Девушка с видимым трудом сначала приподнялась, а потом и спустилась со стола. Хлодвиг увидел на ее спине многочисленные ссадины и кровоподтеки: видимо, его предшественник наградил ими тюрингку за излишнюю строптивость.
Красавица тем временем оделась, однако порванная холщовая рубашка безжалостно обнажала ее тугие прелестные груди. Хлодвиг невольно залюбовался ими, но вдруг его внимание привлек окаймлявший шею белокурой чаровницы кожаный шнурок с подвешенным на нем камешком.
– Что это за амулет? – спросил он, приблизившись к тюрингке вплотную и прикоснувшись рукой к зеленому камню, испещренному черными вкраплениями. – Если не ошибаюсь, это камень, который носят только вёльфы[13]! Он ведь называется гринвельд, так?
Красавица пристально посмотрела Хлодвигу прямо в глаза, и он, сам того от себя не ожидая, невольно отвел взор: казалось, голубые глаза вёльфы проникали прямо в душу.
– Да, франк, ты прав – это гринвельд, камень жизни. Надень его на себя ненадолго, и я скажу, что уготовано тебе в дальнейшем. В благодарность за то, что не позволил убить меня ублюдку, и без того причинившему мне невыносимую боль…
Хлодвиг нахмурился и решительно пресек слова девушки:
– Не забывайся! Этот, как ты его называешь, «ублюдок» – мой соплеменник и воин моего отца! А ты отныне – рабыня! И потому не смеешь говорить о франкском воине в подобном тоне!
Тюрингка удивленно приподняла красивую бровь.
– Так ты – сын франкского вождя, напавшего на наше селение?! Что ж, тем лучше… – Она молниеносным движением руки сняла амулет с себя и ловко накинула его на шею Хлодвига. – Пусть это будет единственной платой за моё спасенние… – Прижав правую руку к сердцу юноши, красавица закрыла глаза и несколько мгновений стояла молча. Потом глухо и словно бы отстраненно заговорила: – В твоей груди бьется сердце храброго воина. Ты достигнешь всего, чего желаешь: славы, богатства, могущества. Я вижу четырех твоих сыновей, и все они достойны тебя. Но своего первенца ты отвергнешь… в угоду женщине. И напрасно: рано или поздно он все равно станет королем…
– Замолчи! – Хлодвиг довольно грубо оторвал руку вёльфы от своей груди. – Ты говоришь лишь то, что я и сам хочу слышать: слава, богатство, могущество… Да какой франк не мечтает об этом?! – Он рывком снял с себя амулет и бросил его к ногам девушки. – Убери от меня свой гринвельд!
Красавица невозмутимо подняла его и вернула на свою точеную шейку.
– Зря ты не веришь мне, франк… – молвила она тихо. – Вот увидишь: все сложится именно так, как я сказала. И еще… Помни: твой первенец простит тебя несмотря ни на что…
Последствия бурной молодости серьезно отразились на здоровье Хильдерика, короля Токсандрии, и он скончался в возрасте сорока лет. Все его жены и многочисленные наложницы, в том числе Базина Тюрингская, долго и тяжело переживали столь серьезную для них утрату…
Хлодвиг унаследовал трон отца в пятнадцать лет, ровно через год после своей первой битвы. А вскоре Амалаберга, дочь одного из покоренных им франкских вождей, подарила ему первенца – сына Теодориха.
Соседние племена галлов, вестготов, саксов, аквитанов, алеманов[14] и тюрингов попытались, конечно, воспользоваться юностью франкского наследника с целью расширения собственных владений, однако, получив достойный отпор, поняли, что излишне поспешили.
А еще спустя несколько лет молодой король Хлодвиг располагал уже регулярной дружиной, организованной по римскому типу. Более того, его войско, стремительно разрастаясь за счет постоянных пополнений и быстро крепчая в частых боях, достигла вскоре пяти тысяч воинов.
В восемнадцать лет Хлодвиг стал полноправным королем Токсандрии и, заключив договор о военной помощи со своим родственником Рахнаром, правителем Камбре, еще более укрепил собственные позиции. Правда, мысли Хлодвига были омрачены одним щекотливым обстоятельством: помимо него покойный король оставил после себя еще двух сыновей, причем старших. И хотя Рихар с Ригномер были рождены пусть и одной из самых любимых, но все-таки наложницей короля Хильдерика, в любой момент они могли предъявить свои законные права на владение частью земель Токсандрии. Хлодвиг же совершенно не желал делить королевство и власть с кем бы то ни было, пусть даже в нарушение франкских обычаев. И, несмотря на то, что бастарды служили ему верно, исправно и, кажется, ничуть не помышляли о власти, он по совету матери, Базины Тюрингской, решил на всякий случай от них избавиться.
Хлодвиг подослал к Рихару и Ригнормеру наемных убийц, когда те совершали конную прогулку в окружении немногочисленной свиты. Оба брата погибли. Их мать, бывшая королевская наложница, невыразимо тяжело переживала смерть сыновей и отказывалась верить в «случайное нападение саксов». Откуда бы им взяться в самом сердце Токсандрии? При этом женщина ни на минуту не заподозрила в этом двойном убийстве короля, тем более что Хлодвиг проявлял к ней в дни траура повышенное внимание и всячески старался утешить. В итоге весь королевский двор вскоре уверовал, что старших сыновей покойного Хильдерика действительно убили саксы. Благо «виновных» чуть позже нашли и даже прилюдно казнили на городской площади.
Не удовлетворившись смертью братьев, Хлодвиг решил расправиться еще и с римским наместником Эгидием Афранием Сиагрием. Провозгласив себя независимым королем и выйдя из-под юрисдикции Рима, тот увяз сейчас в Аквитании[15], подавляя одно сопротивление аквитанов за другим. Правда, одновременно он проводил завоевание римских земель, расположенных вокруг его королевства, и поначалу ему даже сопутствовала удача. Во всяком случае, Сиагрий наголову разбил римские гарнизоны, оставшиеся без централизованного командования.
Однако по истечении двух лет Эгидий Афраний, продолжая пребывать в Аквитании, потерял изрядную часть галльских земель, и его позиции заметно пошатнулись. Закаленный в боях Хлодвиг не преминул этим моментом воспользоваться: собрав семитысячную дружину, он дал самопровозглашенному королю решающий бой на границе Галлии и Аквитании. Римляне, измотанные частыми набегами аквитанов, дрогнули, и дружина Хлодвига успешно продвинулась вглубь домена[16] .
Эгидий понял, что дни Аквитании, последнего оплота Западной римской империи, сочтены. Его войска заняли оборонительную позицию вдоль нижнего течения Луары, надеясь устоять перед полчищами франков, но надежды оказались тщетными. Дружина Хлодвига, хорошо изучившая римскую тактику и не брезговавшая применять в бою пиратские навыки (франки часто промышляли грабежом кораблей, курсирующих по Рейну), разбила армию наместника быстро и беспощадно.
Военную ставку франков Хлодвиг организовал в небольшом городке Нанте, еще совсем недавно принадлежавшем Эгидию. И сейчас король-победитель, никогда не признававший пышных одежд и посему облаченный в подобающий франкскому вождю котэ-макле[17], гордо восседал на резном деревянном кресле, а плененный Эгидий понуро стоял перед ним.
«Вот он, некогда могущественный правитель Галлии и Аквитании, потомок кичливого Рима, продолжающего существовать лишь за счет своей былой, но уже увядающей славы, – размышлял Хлодвиг, с интересом разглядывая поверженного наместника. – Домен пал! Отныне я – правитель Галлии и Аквитании!..»
Эгидий, изрядно за последние несколько дней поседевший и постаревший, выглядел окончательно
