Она сидела в дальнем углу крытого кузова, положив на колени руки в каких-то уморительных варежках-черепашках. Я все смотрел на эти варежки и туго соображал, из чего они сшиты. Смотрел на них так, что она одернула пальто на коленях и вопросительно взглянула на меня.
– Все в порядке, доктор. А куда вы?
– Надо осмотреть работников аэродрома.
Я стоял в проеме между кузовом и кабинкой и видел сквозь стекло, что к вездеходу идут еще двое. Одного я знал. Это был охотовед, громадный, как мамонт, человек с изрытым оспой лицом. Рядом поспешал кто-то чернявый с барашковым воротником. Старков остановил чернявого, и они стали о чем-то говорить, поглядывая на вездеход. Чернявый сделал руками выразительный жест. Я понял, о чем они говорили, и с этой минуты возненавидел чернявого.
Вездеход оглушительно гремел гусеницами.
– Сядьте рядом с водителем! – крикнул я доктору.
Она отрицательно покачала головой.
– Тогда возьмите тулуп.– Она снова качнула головой, но я уже накинул тулуп ей на колени. Охотовед одобрительно улыбнулся.
– А когда мы вас женим, Валюша? – вдруг крикнул чернявый. Он сидел напротив и с явным намеком смотрел в мою сторону.
Докторша, отвернувшись, разглядывала что-то в заднее пластмассовое оконце. Я видел только край закушенной губы. «Если этот чернявый еще что-нибудь скажет, – подумал я, – двину ему, а там посмотрим».
– Нынче все космонавта ждут, – сказал охотовед и засмеялся, довольный своей шуткой.
– Вот если бы жена космонавт! – крикнул чернявый. Охотовед помедлил немного, видимо, представил себя в роли мужа женщины-космонавта, потом захохотал. Смеялся он оглушительно и хлопал себя по коленям медвежьими лапищами.
Вездеход вырвался на снежный участок, и лязг гусениц стих.
– Вам в самом деле надо на аэродром? – спросил я.
– Отстаньте.
Я не ослышался. Она именно так и сказала. Вездеход снова загромыхал, и я снова – в который раз! – примялся разглядывать мглистые силуэты гор Дурынова.
Наш домик встретил меня, как, наверное, раньше корабль встречал соскучившегося на берегу моряка. Семен Иванович что-то штопал, Ленька возился у стола и пел:
Такая была у него песня. Для него она была тем же, что для меня запах лошадиного пота и музыка монгольского языка.
Мы пили черный, экспедиционной заварки чай. Я соскучился по этому чаю, как по лучшему другу. Потом мы курили из одной пачки едкие, невероятной крепости папиросы «Байкал» и говорили о работе.
Ребята прикидывали длину маршрутов и все делали скидку на мое послеболезненное состояние. Но я знал, что это не больше чем простая вежливость. Это было лучше всяких таблеток – не верить ни в какую хворь, считать ее чем-то вроде дождичка, который неизбежен, но его ведь можно и переждать в хорошей палатке.
– А как доктор? – игриво спросил Ленька.
– Она здесь.
Может быть, я сказал это не совсем нормальным голосом, потому что Ленька тихонько свистнул и смолк. Минут пять в комнате стояла тишина.
– Чайку надо поставить, – сказал Семен Иванович.
На другой День я и не заметил, как ребята исчезли через пять минут после ее прихода. Может быть, они просто из вежливости не хотели смотреть, как какая-то девчонка колет их начальника шприцем ниже спины.
В тот день начало немного задувать. От аэропортовской комнаты для приезжих до нашего домика было метров двести. Она пришла в пальто, запорошенном снегом, из-под пальто чуть виднелись белые полы халата. Я предложил немного согреться у печки, но она быстро сделала укол, оставила несколько таблеток и ушла.
В этот день самолет не пришел, и на другой день стало ясно, что не придет. Ветер дул иногда порывами метров на двадцать. На улице порядочно подвывало, и белая пелена неслась мимо низкого окна избушки.
Часов в одиннадцать ребята исчезли. Я оделся и лежал на кровати. Чуть-чуть взгрустнулось.
Она пришла в двенадцать и на этот раз без приглашения подошла к печке. Стояла ко мне спиной, приложив руки к надежному боку «Ивана Грозного». Ладошки были совсем красные. Плохо прикрытая дверь постукивала снаружи. Почему-то мне очень хотелось сказать ей спасибо. Но я не знал, как это сделать.
– Очень жаль, доктор, что нас не будет здесь летом. Мы сходили бы с вами на шлюпках на северную сторону. Там есть одно место…
– Какое?
– Зеленое. Вода зеленая. И синие скалы. Тишина так и бьет по ушам.
– Тишина бьет, – усмехнулась она. – Расскажите лучше о Тянь-Шане.
– Нельзя по заказу. Между прочим… можно поехать в отпуск. У меня там куча друзей-киргизов.
