Не свожу с самолетов я глазИ не верю — ужель самолеты?Неужели же снова сейчасЗастрочат пулеметы?Разве можно поверить, когдаСердце рвется на части?Разве дети, что вышли сюда,—Регулярные части?Что меня от разбойничьих пульСтарый дуб заслоняет,—Я не верю…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Военный патрульДокументы мои проверяет.Тихо вышел патрульный из жита.— Минский будешь? — спросил деловито.— Да, из Минска, признаться.— Призываться идешь?— Призываться.— Почему ты, приятель,В минском военкоматеНе призвался?— Его разбомбили…—Меня пропустили.Здесь повсюду окопы видны.Блиндажи — по четыре наката.Тороплюсь я…А вот и они —Местечковые хаты.Тишина по дворам,Настежь окна.Крест-накрест заклеены стекла.Смотрят жители: дескать, и намНе пора лиВ далекие дали?..И людей, что идут по дороге,Провожают глазами в тревоге.Хата. Хата.Еще. одна хата.Вот и вывеска военкомата…— Как фамилия? — Рыбка.— А звать как? — Алесем.— Год рождения? — шибкоЗаписывал писарь. — Профессия?..Стал я сразу степенным,Иным от подошв до пилотки —Человеком военным,—Былой не узнаешь походки.А из штатских пожитков своихВзял я самую малость:Взял, во-первых, часы, сапоги, во-вторых,Ну, и ложка со мною осталась.Ложка будет нужна на войнеДля борща и для каши,Сапоги ж пригодятся вдвойне —И в бою, и на марше.А часы? Про часы говорят,Что счастливцы о них забывают,Что они на часы не глядят,Что и так хорошо им бывает.Я ж затем их забрал,Что другое мне встретится, знаю,—Я счастливцем таким не бывал,Да и быть не желаю.Не желаю я доли такойВ эти дни, когда гореРазлилося кровавой рекой,Разлилося от моря до моря.Я с часами отправлюсь в походЧерез топи и гати,И отмечу я — время придет!Час победы на их циферблате!Где-то слышится грохот орудий.Где-то начался бой,Мы идем.Вызывает Зарудный —Комиссар полковой.В этот день комиссар поручилМне бригадное знамя,Чтобы с честью его я хранил,В битвах страха не зная.
