– Все говорят. – Мальчик сердито пожал плечами. – Госпожа, у нас полно солдат, которые целый месяц могут защищать крепость. А если в городе или в лагере случатся беспорядки, что с того, ведь легион вернется невредимым, а мост будут защищать?
«Не знаю, как этому помешать, – в отчаянии подумала про себя Антония уже в сотый раз. – Люди не послушают меня, что же делать?»
Неожиданно Антония поняла, что следует предпринять, и на ее лице появилось лукавое выражение, которое всегда так восхищало ее мужа. Схватив руку Ацера, который водил пальцем по борту повозки, она резко спросила:
– Если я скажу тебе, как вернуть легион, ты подчинишься мне?
Ацер впервые смело взглянул ей в глаза, хотя на его щеках еще не обсохли слезы. Возница был личным рабом Антонии, и на его преданность можно было рассчитывать. Остальная свита почтительно отвела коней в сторону, чтобы не слышать, о чем будет шептать госпожа. Однако они не сводили глаз со знатной дамы и незаконнорожденного мальчишки. Вот он кивнул. Антония кивнула. Оба засмеялись. Он что-то серьезно зашептал ей на ухо. Потом она что-то ему сказала и подала руку, которую он сжал своими грязными руками и даже не поцеловал. Свита Антонии не удивилась, потому что их госпожа была непредсказуема, но все равно не одобрила того, как Ацер небрежно махнул рукой уходя и как она ласково улыбнулась ему в ответ.
– Идите сюда, – позвала Антония, откинувшись на подушки, – мне сегодня совсем не хочется ездить. Как имя центуриона, отвечающего за эту крепость? А, да, он хороший солдат. А в дальней крепости?
На рассвете Антония вызвала одного солдата, и они вместе ждали появления Лабения, а потом – пока в дальнюю крепость отнесут пакет с вызовом для ее полководца. Оказалось, что Антонию интересует боевой дух солдат, что насторожило полководцев – почти ничего не было сделано для того, чтобы навести порядок в городе и прекратить сплетни. Оба центуриона были косвенно подготовлены к разрушению моста, полагая, что Лабений в любом случае потеряет его. Оба полководца оказались незаметными личностями, которые никогда не принимали участия в военных советах и неохотно высказывали свое мнение. Можно было до бесконечности продолжать бесплодные споры.
Пока полководцы тянули время, город не бездействовал. В серой рассветной мгле на берег стягивались толпы людей, чтобы наблюдать за разрушением моста. Раздавался плач женщин по погибшим мужьям. Однако многие стояли с бесстрастными, ничего не выражающими лицами. Мужчины собирались в маленькие группы и что-то обсуждали между собой. После долгого ожидания к дальнему форту направился гонец, и оттуда в последний раз раздались звуки труб. Словно по сигналу, дети ринулись по дороге к мосту во главе с Ацером; Примий нес знамя, маленький Руфий замыкал шеренгу девятилетних мальчиков, каждый из которых был облачен в коричневый военный плащ с кожаной нагрудной пластиной, на левом боку болтались настоящие кинжалы, на правом – мечи, а изогнутые щиты защищали маленьких воинов.
Жители города обменивались снисходительными улыбками. Хотя воины Ацера наделали много шума в городе, но у моста их прежде никогда не видели. Матери с напыщенной гордостью выделяли в толпе своих сыновей, а мужчины грубо хохотали. Взрослые солдаты, охранявшие мост, никак не реагировали на приближение маленького войска. Но поняв, что Ацер направляется к мосту, они загородили проход.
– Мост закрыт, солдат, – сказал один из стражников, – лучше возвращайся домой к своей мамочке.
– У меня послание в крепость. – Ацер протянул пару табличек с печатью Антонии. – Откуда вы знаете, что мост собираются разрушить? Где ваш центурион?
Солдаты переглянулись.
– Верно. Мост еще пока не закрыт. Пропустим их. На другом берегу нужны подкрепления!
Люди на берегу засмеялись и представили, как разозлятся солдаты. Они были настоящими чудовищами, для них не представляло разницы, с кем сражаться: с ребенком или мужчиной. Они не понимали глупых шуток. Лучше не сердить их. Никому из солдат не был по душе предстоящий план, но многие уже начали подумывать, не означает ли длительная отсрочка каких-либо изменений. Заместитель полководца форта был всего-навсего трубачом, у которого в легионе служили двое братьев.
– Пусть проходят!
Дети строем взошли на мост почти в ту же минуту, когда на его дальнем краю показался гарнизон с ручными тележками и узлами. Это шествие было встречено оглушительным хохотом солдат на берегу. Но некоторые матери встревожились.
– Они хотят, чтобы наши дети защищали крепость!
– Верните их!
– Грязные трусы!
На мосту разгорелась потасовка, в которую тут же ввязались некоторые свирепые варвары из города. Трубач тщетно пытался перекричать вопли дерущихся. Его солдаты обнажили мечи. Наконец оба отряда встретились на мосту.
Заместитель полководца дальнего форта потом сказал, что у Ацера был приказ занять крепость, что вполне может быть правдой, хотя и не подтверждено достоверно. Он также заметил, что не мог преследовать армию детей, когда на пути встали эти проклятые варвары. Он увел своих людей с моста, и хорошо сделал.
Может быть, ему повезло. В любом случае, новое подкрепление положило конец беспорядкам. Сердитая толпа отступила на берег подальше от солдат, не переставая выкрикивать оскорбления. Неуверенный звук трубы перекрывал гневные вопли недовольных, словно грубый вызов из далекой крепости. Ацер успел укрепиться в ней.
Позже говорили, что ночью видели, как трубач переговаривался с Ацером. Трубач бесновался на берегу.
– Выгоните их оттуда, глупцы! Дети не могут делать нашу работу. А может, пусть охраняют форт, пока мы будем ломать мост? Как насчет этого?
Некоторые солдаты и мирные жители решили, что перед ними разыгрывается какое-то великолепное и славное представление, которое должно не только спасти мост, но и ослабить напряжение. Другие сердились, Лабений больше всех. Однако теперь не представлялось возможным выманить детей из форта. Угрозы уже не помогали. Демонстрация оружия вызвала со стороны крепости град дротиков и камней, и никто из солдат не хотел начинать настоящую битву. Лабения заставили принять решение выманить детей голодом, но даже это оказалось напрасным. Возможно, провиант тайно доставляли солдаты, хотя этого никто не видел.
– В любом случае, если дети могут удержать мост, то это можем и мы, – заметила Антония.
Несчастный Лабений похудел и выглядел совсем больным. Он отчаянно пытался предпринять что-то полезное.
– Да, госпожа, мы сможем удержать его и, может быть… Но у нас есть вести от легиона.
– Вести от легиона! – Антония чуть не задохнулась от радости. Внезапно душный грозовой день стал прохладен и свеж. Антония благосклонно взглянула на Лабения и посочувствовала его полному краху. – Вы сделали все, что могли, и я позабочусь, чтобы об этом стало известно. Но эти дети спасли нас.
Лабению лишь оставалось согласиться.
– Да, госпожа. Эти дети спасли легион.
Феникс
Давным-давно жил человек, у которого было все. И бесценные изумруды, ограненные искусными руками. И хрустальные сосуды, серебряные, золотые и яшмовые чаши. У него были кресла, украшенные слоновой костью, и столы из редкостного сандалового дерева. Мозаичные полы, стены из цветного мрамора из Африки, Греции и с Востока. К обеду ему подавали рыбу, которая была не по карману даже самому императору, языки фламинго, мозги соловьев и другие восхитительные гастрономические шедевры, радующие не только желудок, но и глаз. Из отверстий в потолке на гостей сыпались благоуханные розовые лепестки. Богач восседал на подушках из китайского шелка, сделанных для него в Александрии, выкрашенных ослепительной алой краской из Тираса и вышитых жемчугом. Ему прислуживали специально обученные рабы, некоторые из них служили для услаждения глаз, другие для забавы. Один раб напоминал хозяину имена его новых друзей, другой каждый час сообщал точное время, третий в жару отирал ему пот со лба тонким платком. Когда хозяин путешествовал, одни рабы несли его, другие бежали впереди, расталкивая толпу на римских улицах. Они писали за него, выполняли поручения,
