Потащил после ужина Демидку за баню:
— Расскажи!
— Чего рассказывать… — начал Демидка неохотно. А потом помаленьку разошёлся.
Андрюшка глазами хлопает:
— Ух ты! А дальше-то что? Я б ему…
— Только ты про всё это молчок! — предупредил Демидка.
— Могила! — пообещал Андрюшка.
Спать Демидку уложили на пол. С одного бока Андрюшка, с другого — отец. Жестко и непривычно Демидке. Однако быстро уснул. Не слышал, как ворочался отец, как встал и, осторожно ступая босыми ногами, вышел во двор.
Тоска щемила сердце Ивашки Мартынова. Тяжело легло на плечи чужое преступление. Чужое! Да поди докажи, что оно чужое! И того не ведал Ивашка, что придётся ему скоро самому провиниться против государева слова, царского указа…
На Пожаре
Утром выбежал во двор Демидка. Лешак запряженный мокрыми губами шевелит. Отец в телегу сенца подкидывает. Возле отца дядька Михайла.
— Оно вроде и опаски большой нет. А погодил бы ты, Иван, на люди ехать.
— Не таракан я, Михайла, — отозвался отец, — у тебя за печью прятаться. Съестного добывать надо. Не век на чужой шее сидеть.
— Ноне на моей шее долго не усидишь, — с горечью сказал дядька Михайла. — Сам видишь…
— Больно тонка, погляжу, у мужика шея стала, — вздохнул Демидкин отец.
— Куда ты? — спросил Демидка у отца.
— На Пожар! — ответил Андрюшка, который и про Демидкиного отца, казалось, знал больше, чем сам Демидка.
У Демидки дух захватило:
— А что горит-то?
— Ох-ох-о! Умру от смеха! Гринька, Митька! — позвал Андрюшка братишек. — Я ему говорю: дядька его чегой-то там продать на Пожаре собирается. А он и спрашивает: «А что горит?» Вот потеха!
Гринька с Митькой тоже за животы схватились.
Обиделся Демидка.
— Больно умны!
Под ноги себе плюнул и отвернулся к отцу.
— Не серчай! — миролюбиво сказал Андрюшка. — Пожаром у нас площадь называется, что против Кремля. Там и есть главная московская торговля. Понял? А ты: «Где горит?» — Андрюшка опять не выдержал, фыркнул.
Слушает Демидка и не знает: верить или нет. Больно уж чудно?е название у площади…
— Чего её так кличут-то? — спросил осторожно, чтобы опять не попасть впросак.
— Пожары на ней часто бывают. Кто огонь обронит — заполыхало, держись только! А ещё её Красной зовут, потому что красивая…
Захотелось Демидке на ту площадь поглядеть. Потянул отца за рукав.
— Можно с тобой?
Хоть неспокойно было на душе у Ивашки Мартынова: мало ли какие встречи ждут в большом городе, не устоял против жалобливых глаз:
— Да уж куда мне без тебя… Пропаду…
Демидка аж через голову перекувыркнулся.
Отправились вчетвером: Ивашка Мартынов, дядька Михайла и Демидка с Андрюшкой.
Не близкий путь был от стрелецкой слободы до площади с чудны?м названием — Пожар. Однако Демидка того пути не заметил. Очень любопытно всё было кругом. То в нарядной упряжке проскачет боярин. Народ, словно горох, — врассыпную. Замешкаешься — боярские слуги враз плетью огреют. То человек попадётся так чудно? одетый, что только рот раскроешь. Андрюшка растолковывает — иноземец. Но больше всего глядит Демидка туда, где на холме за красными зубчатыми стенами поднимаются терема, палаты да церкви. От Андрюшки знает — там, в Кремле, живёт сам царь-государь Алексей Михайлович.
Спрашивает Демидка у Андрюшки шёпотом:
— Ты его видел?
Андрюшка сразу смекает, про кого речь, и солидно отвечает:
— Видел!
— Поди, хорошо разглядел, да?
Очень хочется Демидке, чтобы Андрюшка про царя рассказал поболее.
Андрюшка вздыхает:
— Нешто его разглядишь? Как карета едет — не зевай! — носом в землю кланяйся. Слуги у него посердитей боярских. Кнутом жиганут — век помнить будешь. Не кто-нибудь — царь!
— Царь! — шёпотом отзывается Демидка.
А народу вокруг всё больше. Так и валит толпа на улице. Жмётся Демидка поближе к телеге. Не отстать бы, затеряешься.
Тем временем торговые ряды пошли — в каждом своё: где снедью торгуют, где горшками глиняными, где кузнечными изделиями. А уж шуму-то и крику! Хоть уши затыкай!
Зазевался Демидка — и лбом в отцовскую спину.
Перед отцом маленький, щуплый мужичок.
— Чего продавать везёшь? Не по кузнечной ли части?
— Угадал. А тебе чего надобно?
— Медь, к примеру.
— И много?
— А сколько найдётся?
— Погляди сам! — сказал Ивашка Мартынов, повозился в телеге и вынул обрубок медной полосы.
— Тише ты! — зашипел мужичок и испуганно оглянулся.
Обиделся Ивашка Мартынов:
— Ты на меня не шикай! Не ворованное, своё!
— Эх, мужики! — крикнул кто-то сожалеючи. — Берегись!
Не понял Демидка, что произошло. Охнув, исчез в толпе первый мужичок. Перед отцом стоит высоченный дядя. Отец полосу показывает всем, кому глядеть охота. И не видит, что толкутся вокруг люди будто знакомые, друг с другом молча переглядываются.
— Хороша медь, — похвалил высокий дядя. — Стало быть, продаёшь?
— Продаю, — ответил Ивашка Мартынов простодушно.
— Поди, много из неё фальшивых денег наделать можно? — спросил, усмехаясь, дядя.
— Того не знаю, — почуял Ивашка Мартынов недоброе и огляделся.
Вокруг народ шумит. Взял полосу в руки:
— Видать, не нужна она тебе. Положи-ка в телегу, да поеду я. Недосуг лясы точить.
— Как — не нужна? — отозвался дядя. — Очинно даже нужна. И ты нам потребуешься. Государевы указы никому нарушать не велено.
— Какие такие указы?
— Откель сам будешь?
— Там уж нету. И кто ты есть, чтоб расспросы учинять?
— Узнаешь скоро! — И крикнул громко: — С богом, православные, вяжи его!
Не высок ростом был кузнец, да крепок. Повёл плечами — отлетели мужики, что за руки было
