Дружески сделав ручкой, Сарвар сел в свою машину и укатил. Потанин только автоматически запомнил его номер — В 1794 ТН — и снова вышел на проезжую часть ловить машину.
Но как ее поймать, если у тебя действительно беда? Никакой Красный Крест еще ье придумал, как поступать в таком случае. Милосердие по принуждению смысла не имеет.
2
И все же через десять минут Потанины были в Чиланзарском РОВД. Их за рублевку подвез на «запорожце» краснорожий инвалид. Машина у него с ручным управлением, а так вроде цел-целехонек.
Дежурный офицер с красной повязкой на рукаве что-то писал в журнал. Таня прислонилась к стене уже от всего отрешенная, умершая от страха за дочь.
— Товарищ капитан! — почти крича, обратился Потанин к дежурному.
Капитан Досметов дописал фразу, полюбовался на свое произведение, поставил подпись, закрыл журнал, убрал его в сейф к спросил официальным тоном:
— Что случилось, гражданин? Да вы не кричите. Вот вам бумага, изложите все в письменном виде.
Потанин почувствовал, что попал в липкую обстановку, где все идет законным путем к каждый твой шаг будет вязнуть в формальностях. Писать бумагу, когда ребенок твой в машине, а машину гонят неизвестно куда и неизвестно кто. Кричать? Биться головой о стенку? И сможет ли он сейчас вообще писать?
Капитан Досметов мучился желудком. Мало кто знает, что острый гастрит уже давно стал профессиональной болезнью оперативников. Обыватель ведь как судит о работе милиции? Бездельники, взяточники, шкурники. Но есть в милиции такие отделы, где чаще всего удается поесть хорошо если один раз в сутки, да и то всухомятку А человеческих бед за время своей работы в органах он столько повидал, что стал к ним… ну не равнодушен, а как-то спокоен, что ли. Да и то сказать, человек ведь ко всему привыкает, а уж к чужому горю особенно. Поэтому он сейчас и протягивал посетителю чистый лист бумаги:
— Напишите заявление.
Но в это время зазвонил телефон, а Потанин возмутился:
— Какие бумажки?! Угнали машину, а в ней грудной ребенок!
Капитан глянул на посетителя и стал слушать, что ему говорят по телефону.
— Слушай, джаным, — услышал он в трубке голос Володи Салакаева, начальника угрозыска, — срочного ничего? Посплю пару часов, пока начальства нет.
— Володя, тут ЧП. Угон машины. Пошлю к тебе?
— Может, ты их куда подальше пошлешь? Я сутки не спал, — посетовал Салакаев. — Эти ротозеи бросают машины, а мы тут…,
— Володя, в машине грудной ребенок, — пояснил капитан. Он-то знал, что Салакаев последние сутки действительно не спал.
— Грудной ребенок? Так чего же рукава жуешь? Мигом ко мне!
Досметов подозвал к себе отошедшего к жене Потанина:
— Быстро на третий этаж. Комната тридцать девять, к капитану Салакаеву. Вам повезло.
Потанин в иной обстановке и возмутился бы. Что значит повезло, когда ты обращаешься в органы охраны порядка? Но даже он, в таком состоянии, уразумел, что ни тревоги, ни сигнальной сирены не будет. Для него пропажа дочери — катастрофа, равная гибели всего сущего, а здесь это только один из случаев, каких бывает в сутки сотни. И если ему повезло, что какой-то капитан Салакаев оказался на месте, то это и надо считать везением.
Капитан Салакаев в эту ночь брал с группой захвата банду, но ведь мало ее взять, нужно немедленно, по горячим следам написать обстоятельный рапорт. И эта бумажная процедура заняла у утомленного, взвинченного пережитой опасностью человека еще три часа. Салакаев кипел от негодования, ведь нужно завести, наконец, компьютер. Но нет, говорят, лазерных принтеров… Вот и делают оперативника бюрократом: возьми банду (это твой долг), но еще будь добр, напиши эти бумаги…
Однако благодаря этому он и не ушел утром домой отдыхать, а Потанину дежурный объяснил все просто — повезло. Может быть и хорошо, что Потанин не знал, чему он обязан своим везением.
Таня шла за мужем на этаж обреченно, уже ни на что их надеясь. Она почему-то считала, что все кончено, девочка пропала навсегда, а эти хождения по кабинетам только затягивает мучения. Сергей, как мог, поддерживал ее, но слова уже не могли что-либо изменить, ведь он и сам не слишком верил а благополучный исход. Такие кражи легко не вскрываются. Он, как и все современные люди, знал, что детей крадут и, чаще всего, они исчезают для родителей навсегда. Когда вымогают выкуп, родители по крайней мере знают, что ребенок хотя бы жив, но ведь нередко детей крадут совсем по другим причинам.
Они поднимались на третий этаж, раздавленные горем. Но шли, потому что в этом была их последняя надежда. Другого выхода у них просто не было.
3
То, что они увидели в тридцать девятой комнате, нисколько не прибавило им бодрости и уверенности. За письменным столом со стаканом чая в руке сидел простецкого вида русоволосый парень в летней распашонке, легких светлых брюках и сандалетах. Правда, был он крепкого сложения, коренастый, а вот лицо казалось что-то уж очень обычным. Какой-нибудь дружинник, с неприязнью подумал Потанин, поэтому спросил раздраженно:
— А где капитан Салакаев?
— Это я. Входите, — капитан отставил стакан с чаем, поднялся им навстречу и подал руку. — Владимир Васильевич. Садитесь.
Сергей удивленно, насколько это было возможно в его положении, осмотрелся. В кабинете почему-то стоит пудовая гиря и скат вагонетки весом килограммов под сто, явно вместо штанги.
— Неплохая визитная карточка для начальника уголовного розыска, — нашел он силы пошутить. — Писать заставите?
— Какое там писать! Рассказывайте, я слушаю, — капитан стал серьезным и совсем утратил свой мальчишеский вид. — Только кратко. Времени у нас нет.
Только вчера у Володи дома состоялся крутой разговор с женой. Люда категорически потребовала, чтобы он покинул милицию.
— На твой оклад, Володенька, скоро на одной картошке сидеть будем, — упрекнула его Люда. — Другие хоть вовремя домой приходят, а ты? Ты Ленку видишь пять минут в неделю, без тебя вырастет. Отца знать не будет!
Володя глотал завтрак и любовался женой.
— Ведь зовут же в кооператив! Пятьсот рэ дают. Ради чего мы еле концы с концами сводим? — не унималась Люда.
— Люда, по сегодняшним ценам мы с тобой и на пять сотен не проживем, — попытался отшутиться Володя.
— Ну умоляю тебя, перейди в другой отдел! Да сядь ты хоть на паспорта, что ли? Ведь не всегда тебе будет обходиться, все равно когда-нибудь подловят. Я ведь за тебя боюсь, Володя. Вот однажды придут и скажут…
Это был неожиданный поворот. Об опасностях его работы в доме не говорили, Люда ведь раньше сама работала в райотделе, знает, что к чему. Ну опасно, ну были случаи гибели оперативников, даже в эту ночь идти на банду будет непросто, но именно сейчас, когда волна преступлений нарастает и надо же кому- то бороться с нею, Люда вдруг начала этот нелегкий разговор.
