Все летучие мыши, собравшиеся под крышей, набросились на него. Они вцеплялись ему в голову, в лицо, в шею, царапали ему руки, кусали за пальцы, повисали на нем, и их невозможно было оторвать. Когда он закричал, одна из них залезла к нему в рот.
Спотыкаясь, он стал спускаться по лестнице.
Взяв фонарик, она пошла за ним.
Летучие мыши все еще висели на нем. Их крики становились громче и злее.
Пройдя пять ступенек, он упал, покатился вниз. Поднялся на следующей площадке, стал спускаться дальше, оторвал летучую мышь от своего носа и попробовал прикрыть глаза одной рукой, но опять упал, не удержался и закричал. Он вынужден был укусить другую летучую мышь, которая пыталась переползти с подбородка к нему в рот. Ему пришлось выплюнуть часть ее. С кляпом во рту, задыхаясь, он споткнулся, затем прыгнул с последнего пролета лестницы в темноту аркады и разбился.
Она вышла из проема в аркаде и встала над ним.
Он лежал очень тихо.
Одна за другой летучие мыши поднимались с тела, кружились над ним и улетали обратно к стропилам колокольни.
Послесловие
В полдень декабрьское солнце падало прямо на кладбище, практически не оставляя теней на траве. В воздухе чувствовался какой-то озноб, но его порождал не дувший с океана ветер – он исходил от могил и стоявших над ними надгробий.
Когда могильщик ушел, Мэри постояла немного и пошла. Она шла между небольших гранитных и мраморных надгробий к открытым железным воротам, шла сама, без чьей-либо помощи, одна, так, как она хотела.
На минуту, облокотившись о «мерседес», она задержала взор на холмах у моря. Она ждала, когда ее руки перестанут дрожать.
Вчера она похоронила Алана, и, несмотря на то, что он для нее сделал, ей было жаль его. Но сегодняшняя церемония была еще более щемящей. У нее было такое чувство, будто у нее оторвали кусок ее собственной плоти.
Ей захотелось расплакаться, чтобы вымыть из себя часть боли, но она проглотила слезы. У нее было еще одно дело – она не могла позволить себе раскиснуть.
Она села в «мерседес» и поехала с кладбища.
Солнечный свет проникал сквозь окно и заливал палату частного госпиталя.
Макс сидел на кровати с перевязанным плечом и гипсом на одной руке. Он был хмурым, но улыбнулся, когда вошла Мэри.
Поцеловав его, она села на стул рядом с его кроватью. Минуту они молча держались за руки. Затем она рассказала ему о похоронах Лоу. Рассказав все до конца, она как-то сползла со стула, уткнулась лбом в матрас его кровати и расплакалась. Он что-то нашептывал ей, гладил ее лицо и волосы. Она полностью раскисла. Она плакала по Лоу и по себе: его смерть оставила какую-то дырку в ее жизни. Но ее отчаяние не могло длиться вечно, постепенно она успокоилась.
Какое-то время они молча сидели и слушали по радио классическую музыку – никто из них не мог начать говорить.
Позже, за ужином, ее глаза потяжелели, она не смогла скрыть зевок.
– Извини. Я мало спала.
– Ночные кошмары? – обеспокоенно спросил Макс.
– Нет, напротив, у меня были очень приятные сны – самые приятные за всю мою жизнь. Я проснулась около половины пятого утра, полная энергии. Я даже совершила длительную прогулку.
– Ты? Прогулку? Одна? Ночью?
Она улыбнулась.
– Я не против оставаться одна столько, сколько я оставалась раньше. И я больше не боюсь темноты.
Примечания
1
Дорогие магазины. (Здесь и далее примеч. перев.)
2
Магазины стандартных низких цен.
3
Здесь игра слов «син» (sin) – грех, «таксис» (taxes) – налоги.
4
По Фаренгейту.
