С другой стороны, наилучшие воспоминания оставляли разговоры за стойкой с эксцентричными людьми.
Настроение Тима улучшилось. Он повернулся к парашютисту.
— И как его звали?
— Кого?
— Пса.
— Ларри.
— Странное имя для собаки.
— Я назвал его в честь брата.
— И что подумал по этому поводу брат?
— Мой брат мёртв.
— Печально.
— Он умер давным-давно.
— Ларри понравилось спускаться с неба на парашюте?
— Ему не довелось. Он умер в шестнадцать лет.
— Я про пса Ларри.
— Да. Вроде бы да. Я заговорил об этом только потому, что желудок у меня скрутило в узлы, как и в момент нашего прыжка.
— Так у вас выдался плохой день? — Незнакомец нахмурился.
— А как вы думаете?
Тим кивнул:
— Плохой день.
— Вы — это он, не так ли? — продолжая хмуриться, спросил незнакомец.
Искусство разговора за барной стойкой — не исполнение на рояле произведения Моцарта. Это свободный стиль, джем-сейшн. Все построено на интуиции.
— Вы — это он? — вновь спросил незнакомец.
— Кем ещё я могу быть?
— Внешность у вас такая...ординарная.
— Я над этим работаю, — заверил его Тим.
Парашютист какие-то секунды пристально
всматривался в него. Потом отвёл глаза.
— Не могу представить себя на вашем месте.
— Это не кусок торта, — ответил Тим уже менее игриво и нахмурился, уловив нотку искренности в собственном голосе.
Незнакомец наконец-то взялся за стакан. Поднося ко рту, плесканул пиво на стойку, потом одним глотком ополовинил стакан.
— И потом, сейчас у меня такая фаза, — Тим объяснял это скорее себе, чем незнакомцу.
Со временем парашютист, конечно же, понял бы, что принял Тима не за того, кем он был на самом деле. А пока Тим решил и дальше дурить собеседнику голову. Хоть какое, но развлечение.
Незнакомец пододвинул конверт к Тиму.
— Половина здесь. Десять тысяч. Остальное — когда она уйдёт.
Произнеся последнее слово, незнакомец развернулся, соскользнул со стула и направился к двери.
Когда Тим собирался позвать его, чтобы остановить, до него дошёл ужасный смысл тех восьми слов, которые он услышал: «Половина здесь. Десять тысяч. Остальное — когда она уйдёт».
И сначала удивление, а потом непривычный Тиму страх перехватили горло.
Парашютист в таверне задерживаться не собирался. Быстрым шагом пересёк зал, открыл дверь и ушёл в ночь.
— Эй, подождите, — позвал Тим, слишком тихо и запоздало. — Подождите.
Тому, кто привык не высовываться, держаться тише воды ниже травы, трудно вдруг закричать или броситься следом за незнакомцем, замыслившим убийство.
К тому времени, когда Тим осознал, что незнакомца надо бы догнать, и поднялся со стула, надежда на успешное преследование стала чересчур эфемерной. Парашютист успел уйти слишком далеко.
Тим вновь сел, одним долгим глотком выпил пиво.
Пивная пена прилипла к стенкам. Раньше эти разводы никогда не казались ему загадочными. Теперь он вглядывался в них, как будто они несли в себе некое важное послание свыше.
С опаской посмотрел на конверт из плотной коричневой бумаги, словно в нём лежала бомба.
Лайм Руни отнёс две тарелки с чизбургерами и картофелем-фри в кабинку, где сидела молодая пара. По понедельникам официантка в таверне не работала.
Тим поднял руку, подзывая Руни. Хозяин таверны сигнала не заметил: вернулся за стойку к её дальнему от Тима концу.
Конверт выглядел не менее зловеще, но Тим уже начал сомневаться, а правильно ли он истолковал разговор между ним и незнакомцем. Возможно, этот парень с прыгающим с неба псом по кличке Ларри и не собирался никого заказывать. Возможно, он, Тим, все не так понял.
«Остальное — когда она уйдёт». Толкований могло быть много. Необязательно: когда она умрёт.
Решив выяснить все до конца, Тим откинул клапан конверта и сунул руку внутрь. Достал толстую пачку сотенных, стянутых резинкой.
Может, деньги и не были грязными, но Тим в этом сильно сомневался. Он тут же вернул пачку в конверт.
Помимо денег, в конверте лежала маленькая фотография, которую сделали для паспорта или водительского удостоверения. Красивая женщина, которой, похоже, ещё не исполнилось и тридцати.
На обратной стороне напечатали имя и фамилию, Линда Пейкуэтт, и указали адрес в Лагуна-Бич.
Хотя Тим только что выпил пиво, во рту у него пересохло. Сердце билось медленно, но очень уж гулко: удары отдавались в ушах.
Безо всякой на то причины он, глядя на фото, чувствовал себя виноватым, словно каким-то образом участвовал в подготовке насильственной смерти женщины. Вернул фотографию в конверт, отодвинул его.
В таверну вошёл ещё один мужчина. Габаритами не уступающий Тиму. С коротко стриженными каштановыми волосами, как у Тима.
Руни принёс полный стакан. Поставил перед Тимом.
— Если будешь пить так быстро, тебя больше не примут за предмет обстановки. Ты станешь настоящим клиентом.
Ощущение, что из реального мира он перенёсся в сон, замедлило мысленные процессы Тима. Он хотел рассказать Руни, что произошло, но язык вдруг раздулся и не желал шевелиться.
Вновь пришедший приблизился, сел на тот самый стул, который так недавно занимал парашютист. От Тима его отделял один стул.
— «Бадвайзер», — заказал он.
Когда Руни отошёл, чтобы налить пиво, незнакомец посмотрел на конверт из плотной коричневой бумаги, а уж потом встретился взглядом с Тимом. Глаза у него были карие, как у Тима.
— Вы пришли рано, — прокомментировал киллер.
Глава 2
Жизнь человека может перемениться в мгновение ока, повернуться на крошечной петле времени. Каждая минута несёт в себе потенциал опасности, а тиканье часов — это голос судьбы, шепчущий обещание или предупреждение.
Когда киллер говорил: «Вы пришли рано», Тим Кэрриер заметил, что на часах с логотипом