позволить себе думать об этом. Только не сейчас.
Выпрямившись и расправив плечи, он вдохнул поглубже, полный решимости ничем не выказать своей тревоги перед невестой, которая в этот миг появилась в дверях. Из почтения к ее рангу и своему собственному, он нарядился в парадные алые одежды Халдейнов, для этой скромной церемонии, проводившейся почти в тайне ото всех. Однако на голове его красовалась не державная корона, а лишь простенький золотой обруч, но зато пурпурная мантия была украшена символами его рода: сложным старинным узором из бегущих львов с переплетенными лапами и хвостами, окружавших вышитого золотом льва-стража, поднявшегося на задние лапы.
И точно такой же лев украшал его тунику на груди.
Рассеянно пригладив вышивку, он вновь глубоко вздохнул. За дверями ожидали его самые верные приближенные, чьи жизни так давно и прочно были связаны с судьбой короля: его дядюшка, кузены и даже юный король-заложник, Лайем-Лайос, который за эти четыре года, что он провел при дворе, проходя пажеское обучение под наставничеством Нигеля, стал почти членом семьи.
Епископ-Дерини, Дункан Маклайн, также был среди них, хотя не ему предстояло отслужить брачную мессу, — ибо эта свадьба и без того могла вызвать достаточно кривотолков. Священником, на которого была возложена эта почетная роль, оказался личный духовник Келсона, молодой Дерини Джон Нивард.
Также в часовне находился сын Дункана Дугал, нареченный брат Келсона и, возможно, самый близкий его друг. А совсем рядом, напротив Дугала, стояла та женщина, от одного взгляда на которую у Келсона разрывалось сердце. Женщина, что должна была стать его невестой, но поклялась, что никогда больше не выйдет замуж: Росана Нур-Халайская, пришедшая сюда сегодня, дабы стать свидетельницей брачных обетов золотоволосой девушки, которая в этот миг робко положила руку на локоть Келсона.
— Государь, — прошептала она.
Взволнованный не меньше невесты, король повернулся и улыбнулся девушке, накрывая ее ладонь своей. Ему подумалось, что никогда прежде она не была столь очаровательна.
— Смелее, — шепотом подбодрил он ее. — Такая невеста разожжет огонь гордости в сердце любого мужчины.
Она очаровательно засмущалась, и щеки ее зажглись румянцем, подобно алым цветам букета новобрачной и венку из роз, что украшал непокорную копну золотых кудрей. На ней было платье из серебристой парчи, как и подобает принцессе королевской крови.
— Сир, я не заслуживаю подобной чести, — промолвила она. — Не всякий согласился бы…
— Ни слова больше, — возразил он и покачал головой, дабы прервать ее возражения на полуслове. — В часовне все готово, и, думаю, нам пора войти. Что скажете?
Она мгновенно побледнела, но все же нашла в себе силы кивнуть, на миг закусив нижнюю губку, а затем обернулась к женщине, что ожидала у дверей, дабы распахнуть их перед новобрачной. Герцогиня Мерауд, тетушка Келсона, которая сама наряжала невесту и привела ее к дверям часовни, теперь наклонилась ближе, чтобы ласково поцеловать ее в щеку, прежде чем открыть двери и незаметно проскользнуть внутрь, где ее уже ожидал супруг.
Когда Келсон показался в проходе вместе с принцессой Джаннивер, раздался возбужденный шепот зрителей, которые, впрочем, тут же примолкли, Однако трубный глас, как полагалось бы по дворцовому этикету, не возгласил появление невесты королевской крови. Она даже попросила Келсона не приглашать церковный хор, который воспел бы приветственную песнь, хотя Келсон и предлагал ей сделать это. Король ощущал, как дрожит рука невесты, когда отец Нивард принялся читать положенные слова молитвы. Король и Джаннивер медленно двинулись вперед по узкому проходу.
— Adjutorium nostrum in nomine Domini.
— Qui fecit caelum et terram, — послышался ответ свидетелей.
— Domine, exaudi orationem meam.
— Et clamor meus ad te veniat.
Помощь нам в имени Господнем… Что сотворил небо и землю… Господи, услышь мою молитву… И зов мой достигнет тебя…
Все то время, пока они шли к алтарю, Келсон отводил взгляд, не в первый раз сожалея о тех обстоятельствах, что заставили столь скромным образом праздновать это бракосочетание. И все же это было наилучшим выходом для Джаннивер после того несчастья, что случилось с ней четыре года назад, когда она направлялась на собственную свадьбу с королем Лланнеда. Во время остановки в пути, она подверглась насилию со стороны ныне покойного меарского принца, и король отверг ее, а вместе с ним и собственный отец принцессы.
Никто иной как Келсон отомстил за нее и устроил так, чтобы бедняжка обрела пристанище в доме его тетушки, а чуть позже один из бывших его оруженосцев всем сердцем полюбил ласковую застенчивую Джаннивер, и именно он теперь с почтением принял ее руку из рук Келсона, глядя на невесту с обожанием и благоговением, до сих пор не веря в свое счастье. Не так часто случается, чтобы простой рыцарь стал супругом принцессы королевской крови… Келсон с улыбкой кивнул сэру Джатаму Килшейну, затем коснулся кончиками пальцев их сплетенных рук, поцеловал Джаннивер в щеку и отступил на пару шагов, чтобы занять свое место рядом с Дугалом. Отец Нивард, также улыбаясь, выступил вперед, дабы поприветствовать новобрачных, и призвал их к молитве.
— Dominus vobiscum.
— Et cum spiritu tuo.
— Oremus.
Лишь по окончании молитвы, когда Нивард принялся распространяться о благословении брака, Келсон осмелился поднять взор на другую женщину, что стояла у алтаря и держала букет невесты, — женщина, ради которой он с радостью пожертвовал бы почти всем, чем владел, если бы только она согласилась принести ему те же обеты, какими обменивались сейчас Джаннивер с Джатамом. Росана Нур-Халайская, принцесса древней королевской крови, Дерини — и вторая половинка его собственной души…
Сейчас на ней, стоящей с потупленным взором рядом с Джаннивер, было скромное серое платье ордена Служителей Святого Камбера, к которым она присоединилась после того, как дала жизнь своему первенцу. Хотя Служители и не были подлинным религиозным орденом, но отныне она всегда прятала свои роскошные иссиня-черные волосы под монашеским капюшоном или накидкой, словно намереваясь дать понять всем вокруг, что отныне считает себя не более доступной для мирских радостей, чем в тот день, когда они впервые встретились с королем… В ту пору, когда она была послушницей в аббатстве, в том самом, где остановилась Джаннивер по пути на свадьбу, которой так и не суждено было состояться.
И однако все могло случиться совсем иначе… Ее точно так же влекло к Келсону, как и короля к ней самой. Росана задумалась над прочностью своих религиозных обетов, и в конце концов решилась сложить их с себя, вознамерившись выйти замуж, убежденная, что подлинное призвание ее в том, чтобы стать королевой, — королевой Дерини.
Но когда все вокруг считали Келсона мертвым, она позволила его кузену Коналу уговорить ее стать его королевой, ради того блага, которое она могла принести Дерини. И она вышла за него, и понесла от него сына. Теперь не имело никакого значения, что их краткий брак, продлившийся меньше месяца, был основан на лжи и предательстве, которые, в конце концов, и привели Конала к гибели от рук палача. Отныне она была вольна вновь выйти замуж. Но Росана утратила веру в самое себя, и отныне считала себя недостойной стать королевой Келсона.
Отец Нивард закончил свадебную проповедь, и Келсон вновь обратил взор к новобрачным, в то время как священник обратился к жениху, дабы тот повторил вслед за ним положенные слова клятвы.
— Jathamus, — вопросил он, — vis accipere Jannivera hie praesentem in tuam legitimam uxorem juxta ritum sanctae Matris Ecclesiae?
— Volo, — выдохнул Джатам едва слышно. В глазах его лучилась неземная радость.
— Et Jannivera, vis accipere Jathamus hie prsesentem in tuam legitimam maritum juxta ritum sanctae Matris Ecclesiae?
— Volo, — ответила она, не сводя взора с Джатама.
Они обменялись клятвами, но Келсон едва слышал их. Несмотря даже на то, что рядом был Дугал, он никогда прежде не чувствовал себя столь одиноким, никогда прежде его так сильно не поражало сознание того непреложного факта, что если только в судьбе его не случится чего-то уж совсем невероятного, то,
