Масаси пожал плечами.
— Ну, это несерьезно, — заявил он. — Я ведь даже не следующий по старшинству. Следующим был Дзёдзи, но Дзёдзи — слабак. Он меня испугался. Ни один из преданных моему отцу людей не пойдет за ним. У них достаточно здравого смысла. Нет, тут комар носу не подточит. Когда я сместил Дзёдзи, все лейтенанты дома Таки единодушно поддержали меня, разве не так? Ни один не подал голоса против, все согласились, что Дзёдзи не потянет.
— А что ты скажешь, если он надумает принять контрмеры?
— Кто? Дзёдзи? — Масаси фыркнул. — Ему не до того. Ему бы сейчас отбиться от оябунов соперничающих кланов, которые только и ждут случая урвать в суматохе кусок с барского стола. Некогда ему помышлять о мести.
Сийна положил на язык очередной ломтик лимона с медом. Прожевав, он сказал:
— Дзёдзи — это одно. Но у тебя еще есть сводная сестра.
— Митико. — Масаси закивал. — Да, согласен, Митико создает некоторые трудности. Она умна, проницательна и находчива. Сил ей тоже не занимать. И много лет была главным помощником отца. Пока между ними не пробежала кошка.
— Тебе известно, что тогда произошло?
Масаси покачал головой.
— Сам отец никогда никому не говорил, а с Митико мы не настолько близки, чтобы я мог расспрашивать ее.
Масаси стоял на деревянном мостике, перекинутом через бегущий по саду ручей. Он наклонился и опустил руку в воду.
— Нет, Митико меня не беспокоит. Я уже привел в действие план, который выведет ее из игры.
— Значит, и у нее есть слабое место?
— У каждого человека оно есть, — спокойно ответил Масаси. — Надо только его нащупать.
— И какое же слабое место у Митико, если не секрет? — спросил Кодзо Сийна.
— Дочь.
— А-а. Надеюсь, ты прав, — проговорил старик, забывая о лимоне. — Мне и по сей день неясно, почему твой отец удочерил Митико. Дзэн Годо, ее отец, был моим самым заклятым врагом, и, хотя он умер очень давно, в сорок седьмом году, я еще натерпелся от козней его последышей. Боюсь, Митико так же дьявольски хитра, как ее папаша. Держите ее на коротком поводке, Масаси-сан, сейчас нам нельзя ошибаться.
— Я не хуже вашего знаю, что поставлено на карту, — раздраженно ответил Таки. — Впрочем, да, все верно. Не был отец никаким сёгуном, не пожелал сосредоточить в своих руках управление всеми кланами. Но я хочу этого, я стану сёгуном. А вы обещали помочь мне в этом. Я стану основателем новой династии, как Токугава. Ситуация сейчас немногим отличается от той, что сложилась в шестнадцатом веке, ведь так? Тогда удельные воеводы непрерывно враждовали друг с другом, пока Иэясу Токугава не сумел объединить их под своими знаменами. Он стал первым сёгуном — верховным военачальником, наделенным неслыханным могуществом. Япония пала к его ногам, как спелая вишня. То же самое происходит и сейчас. Оябуны якудзы грызутся за каждый кусок пирога, за любую самую малую толику власти и влияния. Я объединю их под своим началом. Сплочение уже началось: лейтенанты Таки-гуми признали меня своим оябуном. Еще несколько недель, а может быть, и дней, и все оябуны присягнут мне на верность — мне, Масаси Таки, первому сёгуну якудзы.
Сийна выдержал вежливую паузу, прежде чем кивком дал понять, что считает эту тему исчерпанной.
— Остается обсудить вопрос о похищенных бумагах.
Масаси насупился.
— Они пока не найдены.
— Но я слыхал, Филипп Досс умер.
— Это так, — подтвердил Масаси, — погиб на Гавайях в автомобильной катастрофе. Сгорел вместе с машиной. Это случилось за два дня до кончины моего брата Хироси. Мой вице-оябун на Гавайях, толстяк Итимада, доложил о приезде Досса, и мы опять чуть было не схватили его, но, к сожалению, авария произошла раньше.
— А что стало с бумагами семьи — тоже сгорели вместе с ним?
— Не исключено.
Старик впервые за время беседы выказал гнев.
— Но возможно, что и нет? — Он снова успокоился и продолжал: — Их необходимо отыскать во что бы то ни стало, Масаси. Если документы попадут в злые руки, то всем нам грозит гибель. Пойдет коту под хвост замысел, вынашиваемый несколько десятилетий, — наступит полный крах накануне победы. Еще месяц- другой, и лицо мира изменится навсегда.
— По утверждению толстяка Итимады, пожар наверняка уничтожил все, — сказал Масаси.
— Отсюда следует...
— Что отсюда следует? — нетерпеливо спросил Масаси.
Сийна наконец расправился с лимоном и сложил нож. На ветку над его головой порхнула пичуга. Дождавшись, пока она подаст голос, словно птица была участником разговора, старик изрек:
— Легко заметить воду, если в небе луна. Но когда оно закрыто тучами, или в новолуние, требуется особая зоркость, чтобы разглядеть ее поверхность. — И он, водя пальцами по каменному столу, принялся вырисовывать круги из капель лимонного сока. Один кружок, второй, третий. — Тебе не приходило в голову, Масаси, как странно все складывается? Филипп Досс похищает документы. Вы посылаете на розыски своих людей, и через три дня они выходят на след вора. Вы посылаете Удэ; Удэ добирается до него, но в последний момент Досс ухитряется ускользнуть и исчезает. Исчезает только затем, чтобы появиться на Гавайях и там попасть в автомобильную катастрофу.
— А что вы находите в этом странного?
— Вот что. — Сийна заштриховал соком третий кружок, который после этого стал казаться более выпуклым, чем два остальных. — Филипп Досс не из тех, кто попадает в банальные дорожные аварии. Неужели ты не подумал о том, что нас опередили, что его мог выследить кто-то другой? Ты приказал Удэ разыскать Досса, но не убивать. Во всяком случае, пока тот не выдаст местонахождение документов. А теперь он мертв. Он больше ничего не сможет рассказать нам. Вопрос остается открытым: где бумаги дома Таки? Сгорели вместе с Доссом, или он успел перед смертью куда-то спрятать их? Или, допустим, кому- нибудь передал на хранение? Или этот твой Итимада наложил на них лапу? — Сийна сверлил Масаси взглядом своих черных глаз. — Нет нужды напоминать тебе о ценности этих бумаг. Если они у Итимады и он намерен извлечь из них выгоду, то за их возвращение в целости и сохранности может потребовать все, что пожелает. В том числе прекращения своей гавайской ссылки. Что ты на это скажешь?
Масаси надолго задумался.
— Удэ.
Кодзо Сийна кивнул.
— Хорошо. Отправь Удэ на Гавайи к толстяку Итимаде. Итимада был знаком с Доссом в прежние времена. Как знать, возможно, они были друзьями. И еще — вот взгляни. — И он протянул Масаси вдруг появившуюся у него в руках фотографию. Снимок был черно-белый, зернистый, словно фотографировали через длиннофокусный объектив. Очевидно, его сделали во время слежки.
Масаси узнал Майкла Досса. Неужели Сийна приказал приглядывать за сыном Филиппа в Париже? Похоже на то. Он передал фотокарточку Удэ.
— Майкл Досс, — сказал он. Гигант наклоном головы дал понять, что запомнил лицо.
— Итак, давайте доведем дело до конца, — продолжал Сийна, — чтобы закрыть его раз и навсегда. — Теперь он поочередно буравил глазами обоих. — Вернуть семейные документы необходимо любой ценой.
Лежа в своей старой спальне, Майкл, как в детстве, прислушивался к царапанью ветвей дикой яблони по наружной стене. За минувшие десять лет отец успел установить вокруг сада охранную сигнализацию и освещение, и теперь на потолке шевелились узорчатые тени от листвы деревьев.
