мычали коровы, мулла кричал призыв к молитве, и около зарешеченного окошечка сидел мальчик лет десяти и наблюдал за русоволосым измученным человеком глазами цвета ежевики.
– Я – Арби, – сказал мальчик, – а ты кто?
– Владислав, – ответил русский.
Приподнявшись на досках, можно было заглянуть во двор: на нем больше не было ни «гелендевагена», ни «уралов». Только около ворот сидели два абрека, и солнце посверкивало на их «Калашниковых». Арби заметил взгляд сероглазого пленника и сказал:
– Мой отец уехал. А ты будешь здесь, пока за тебя не заплатят.
– А если за меня не заплатят? – спросил Владислав.
– Мой отец не любит русских, – сказал Арби. – То есть резать любит, а так нет. Он очень сердит на них за то, что они со мной сделали.
– А что мы с тобой сделали?
Арби повернулся и пошел к дому, и, когда он отошел от окошка, Владислав увидел, что у мальчика нет ног. Он передвигался на маленькой дощечке с колесиками, опираясь о землю руками.
Владислава выволокли из ямы так быстро, что он проснулся уже во дворе. Посреди неба сиял круглый пятак луны, и между лунных теней во дворе лежал часовой. Горло его было перерезано от уха до уха. Другой часовой лежал рядом, и в затылок его упирался автомат.
Двое людей выводили из гаража старую «ниву». Владислава швырнули на колени, и в свете луны над собой он увидел высокого человека, двигавшегося с плавной грацией рыси. У человека было чисто выбритое лицо, и глаза его были как два куска ночи.
– Где Гамзат и Гази-Магомед? – спросил человек В первую секунду Владислав не понял вопроса – настолько жесткий выговор спрашивающего отличался от чеченского акцента, к которому он почти привык за три дня.
– Вы… кто?!
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Их нет здесь. Боевики забрали их с собой. Высокий незнакомец подхватил Владислава в охапку и бросил на заднее сиденье. Через минуту ему под ноги швырнули седого чеченца. Владислав понял, что это отец Арзо. Один из похитителей прыгнул за руль, и ворота перед «нивой» медленно поползли вбок.
Они проехали по селу безо всяких препятствий. Шла война, и умудренные опытом соседи зареклись любопытствовать, по какой такой причине среди ночи выезжают машины из дома отца одного из влиятельных полевых командиров.
Машины остановились только в ущелье, в том самом месте, где два дня назад Харон грустил о своей «волге». Теперь на широкой площадке стояли два серебристых «лендкрузера», и возле них стояли вооруженные люди. Владислава вытащили из машины и швырнули в «крузер». Рядом с ним оказался отец Арзо. Ниязбек сел на переднее сиденье, и на руках его был безногий десятилетний мальчик.
Еще через десять минут колеса машин простучали по мосту над рекой. Ниязбек вышел наружу и о чем- то недолго договаривался с солдатами, спустившимися к нему с вышки на блокпосту. После этого машины свернули на обочину, и Ниязбек набрал номер телефона.
– Салам, Арзо, – сказал Ниязбек, – ты помнишь место, где ты менял пленных в прошлый раз? Я жду тебя до рассвета. Когда ты отдашь мне Гамзата и Гази-Магомеда, получишь обратно отца и сына.
Трубка что-то крякнула в ответ.
– Если ты убьешь моих родичей, я дам трубку твоему сыну, – ответил Ниязбек, – и он расскажет тебе, как умер твой отец. Потом он умрет тоже.
Блокпост, у которого остановился Ниязбек, пользовался дурной славой. Всем, кому надо было выкупить родственников или отыскать продавцов, ехали туда, и днем там было так много машин и посредников, что он походил скорее на рынок, чем на место для обмена.
Но сейчас была ночь, и на блокпосту не было никого, кроме солдат, снайперов Ниязбека и вкопанного в землю танка. Вокруг танка хозяйственный прапор насадил пионы и кабачки.
Арзо Хаджиев приехал через три часа на четырех машинах, высадив собственных снайперов на том берегу реки. Ниязбек и Арзо вышли из машин и встали на виду у засевших в засаде стрелков, собственной жизнью гарантируя правила обмена.
Они стояли так минуты три, и после того, как бойцы Ниязбека усадили братьев в машину, Ниязбек сказал:
– Больше на них никаких долгов нет. Все долги на мне. Если хочешь, пойди и забери.
Арзо помолчал.
– Отдай мне русского, – сказал чеченец, – и мы будем в расчете.
Мы и так в расчете. Если б ты поверил моему слову, ты бы получил долг. Ты сказал: мое слово ничего не стоит. Ничего и получишь.
Тогда Арзо порылся в одном из клапанов «разгрузки» и достал оттуда пластиковый пакетик с запечатанным в нем мизинцем.
– Передай от меня русскому, – сказал он.
Спустя три часа машины затормозили у поворота дороги. Только-только светало. Красное распаренное солнце выкатывалось из-за гор, над иссохшей землей вставал утренний дымок, и сверкающая белая дорога, как брошенная на склон веревка, вилась и спускалась к пыльному городу, изогнувшемуся серпом вдоль залива.
Справа от поворота, за кустами, напоминавшими моток колючей проволоки, стояли какие-то беленькие домики, и на одном из них безвольно обвис российский флаг. Не было ни ветерка, и рассвет пах морем, жарой и свободой.
Ниязбек легко спрыгнул на выжженную траву, и по его знаку за ним выбрались остальные пассажиры.
– Видишь отдел милиции? – показал Ниязбек на домик с флагом. – Иди туда и звони отцу.
– И что сказать? – спросил Владислав.
– Правду скажи. Тебя украли, а ты сбежал.
Гамзат всполошился.
– Ниязбек, он же не солдат! Он какая-то шишка! Он из Центробанка! Отдай его лучше нам. За него много денег дадут!
Ниязбек молча ударил рутульца прикладом в живот, да так, что тот взвыл и улетел в придорожную ежевику.
– Клянусь Аллахом, Гамзат, если ты мне еще посоветуешь, что делать, я не посмотрю, что ты мой шурин. Ты живешь, как трутень, ты берешь деньги и не отдаешь их, ты влипаешь во все дерьмо, которое лежит на дороге, а потом ты скулишь и просишь о помощи. Я призываю в свидетели всех, если ты еще раз влезешь в блудняк, я убью тебя сам! Тебя вытащили из ямы, а ты уже копаешь новую для товарища!
Гамзат таращился из ежевики, и белки его глаз были стеклянными от ненависти и унижения.
– Иди, я сказал, – повернулся Ниязбек к русоволосому и сероглазому пленнику.
– Послушайте, Ниязбек, – сказал Владислав, – вы спасли мне жизнь. Хотя бы скажите, кто вы…
– Я охотник, а ты дичь, – последовал ответ. – Иди, русский. Пока тебя снова не украли.
Было лето, девяносто девятый год и июнь. Владислав сидел с друзьями в одном из лучших ресторанов Москвы, когда сбоку хлопнула дверь. Краем глаза Владислав заметил одетые в камуфляж фигуры. Чья-то крепкая рука опустилась ему на плечо, и голос с легким журчащим акцентом воскликнул:
– Ты посмотри! Да никак это щенок из Центробанка!
Владислав поднял голову и мгновенно узнал Арзо. Чеченец совсем не переменился. На нем были черные брюки и черная водолазка под пиджаком. За ним стояли люди в камуфляже и с оружием.
Чеченец плюхнулся на свободный стул напротив. Он был явно пьян.
– Мы его украли на вокзале в Грозном, – громко, на весь ресторан продолжал чеченец, – вместе с мешками денег. Пять мешков денег. Он у меня сидел с парнем по имени Никита. С этим Никитой забавная история вышла. У меня во дворе была сука с собачьим именем Машка, а у нее была течка. Я сказал Никите, что отпущу его, если он трахнет сучку. Ну, он ее и трахнул.
Лица людей в камуфляже, сопровождавших Арзо, окаменели.
