делать. Капитаны и лорды ждут твоего слова. Кто будет у нас королем после Бейлона? Пусть кит, великан морей, пропоет мне его имя. Скажи мне, о подводный наш властелин, у кого есть сила сразиться со штормом на Пайке?»
Поездка в Хаммерхорн утомила его, но жрец не находил покоя в своем шалаше, крытом черными водорослями. Тучи закрыли луну и звезды. Над морем лежала тьма, как и у него на душе. Бейлон выбрал бы Ашу, плоть от плоти своей, но женщина не может править Железными Людьми. Здесь нужен Виктарион. Девять сыновей было у Квеллона Грейджоя, и Виктарион самый сильный из них, настоящий бык, бесстрашный и верный долгу. Вот то-то и оно. Младший брат должен повиноваться старшему, а Виктарион не такой человек, чтобы пойти против обычая. Хотя Эурона он невзлюбил уже давно, после смерти той женщины.
За храпом утопленников и воем ветра он слышал, как бьются о берег волны — молот бога, зовущего его на битву. Эйерон вылез из шалаша на холод, обнаженным постоял на ветру — бледный, высокий, костистый — и вошел в соленое черное море. Вода обжигала холодом, но он даже не поморщился, принимая ласку своего бога. Волна ударила его в грудь и повалила, следующая разбилась над его головой. Он чувствовал соль на губах. Бог окружал его со всех сторон, и его величавая песнь звенела в ушах Эйерона. Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя, и он был самым ничтожным из них, слабым и боязливым, как девочка. Но тот человек утонул, и бог дал силу вышедшему из моря. Холодное море обнимало его, пронизывало до костей слабую человеческую плоть. Кости… Кости души. Кости Бейлона и Урри. Правда заключена в костях, ибо плоть разлагается, а кость остается. Кости чертогов Серого Короля до сих пор стоят на холме Нагги.
Эйерон Мокроголовый, бледный, костистый и дрожащий, вышел на берег мудрее, чем был, когда входил в море. Он нашел ответ в своих костях, и путь открылся ему. Было так холодно, что его тело точно дымилось, когда он шел назад к шалашу, но в его сердце пылал огонь, и он в кои-то веки заснул сразу, не слыша больше скрипа заржавленных петель.
Когда он проснулся, стоял ясный ветреный день. Эйерон утолил голод похлебкой из моллюсков и водорослей, состряпанной на костре. Как только он доел, к нему из башни с полудюжиной стражников вышел Мерлин.
— Король умер, — сказал лорду Мокроголовый.
— Да. Ко мне прилетала птица. А теперь еще одна прилетела. — Лысый дородный Мерлин одевался в меха и бархат, как это заведено у лордов зеленых земель. — Один ворон вызывает меня на Пайк, другой — в Десять Башен. У вас, кракенов, много щупальцев — так и норовите человека на куски разорвать. Что скажешь ты, жрец? Куда я должен отправить свои ладьи?
— В Десять Башен, говоришь? — нахмурился Эйерон. — Кто из кракенов вызывает тебя туда? — Десять Башен были поместьем лорда Харло.
— Принцесса Аша. Они направила свои паруса к дому. Чтец рассылает воронов, созывая всех ее друзей к Харло. По его словам, Бейлон желал, чтобы на Морском Троне сидела она.
— Утонувший Бог сам решит, кому сидеть на Морском Троне. Стань на колени, чтобы я мог благословить тебя. — Лорд Мерлин повиновался, и Эйерон, откупорив свой мех, полил соленой водой ему на лысину. — Бог, утонувший за нас, возроди раба своего Мелдреда из моря. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью. — Вода, стекая по толстым щекам Мерлина, намочила его бороду и мантию на лисьем меху. — То, что мертво, умереть не может — оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. — Лорд встал, и Эйерон сказал ему: — Останься и послушай, чтобы передать слово божье другим.
Мокроголовый взошел на гранитный валун, о который разбивались волны, чтобы все его ученики могли видеть и слышать его.
— Из моря мы вышли и в море вернемся, — начал он в сотый раз. — Штормовой Бог в гневе своем низверг Бейлона со скал, и теперь он пирует в подводных чертогах. — Жрец воздел руки к небу. — Железный король умер, но он вернется! Ибо то, что мертво, умереть не может, но восстает вновь, сильнее и крепче прежнего!
— Король восстанет! — хором отозвались утопленники.
— Он восстанет, ибо должен восстать. Но кто он? — Эйерон помолчал, но ответили ему только волны. — Кто будет нашим королем?
Морские палицы застучали одна о другую.
— Мокроголовый! — вскричали утопленники. — Эйерон наш король!
Жрец покачал головой.
— Если отец дает одному сыну топор, а другому невод, кого он предназначает в воины?
— Топор для воина, — ответил Рас, — невод для рыбака.
— Верно. Бог увлек меня глубоко под воду и утопил никчемного бездельника, которым я был. Вернув меня назад, он дал мне глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и голос, чтобы нести его слово людям. Он сделал меня своим пророком, дабы я учил истине тех, кто забыл ее. Я не создан для того, чтобы сидеть на Морском Троне… как не создан и Эурон Вороний Глаз. Я слышал бога, и он говорит: «Не будет нечестивец сидеть на моем троне!»
Мерлин скрестил руки на груди.
— Кто же тогда? Аша? Или Виктарион? Скажи нам, жрец!
— Утонувший Бог скажет вам кто, но не здесь. — Эйерон протянул палец к жирному белому лицу Мерлина. — Вопрошайте не меня и не законы людские — вопрошайте море. Подними паруса, милорд, опусти весла на воду и отправляйся на Старый Вик вместе с другими капитанами и лордами. Не на Пайк, чтобы склониться перед нечестивым, и не на Харло, чтобы строить козни вместе с женщиной. Правь к Старому Пайку, где стоят чертоги Серого Короля. Именем Утонувшего Бога велю вам: покиньте ваши дома, покиньте хижины и замки и придите на холм Нагги, чтобы собрать там вече!
— Вече? — изумился Мерлин. — Его не созывали уже…
— Слишком долго! — гневно выкрикнул Эйерон. — Но на заре времен Железные Люди всегда прибегали к нему, останавливая свой выбор на самом достойном. Пора нам вернуться к старому закону — он, и только он, вернет нам былую славу. На вече в свое время избрали Урраса Железную Ногу и увенчали его короной из плавника. И Сайласа Плосконосого, и Харрага Седого, и Старого Кракена. Король, избранный на этот раз, завершит дело, начатое Бейлоном, и отвоюет нашу свободу. Повторяю вам: плывите не на Пайк и не на Харло, но на Старый Вик. Ступайте к Нагге, к чертогам Серого Короля. Там, в этом священном месте, когда луна утонет и вновь возродится из моря, изберем мы себе достойного, благочестивого короля. — Жрец снова воздел высоко свои костлявые руки. — Внемлите волнам! Внемлите голосу бога! Он говорит нам: «Да не будет у вас короля, кроме избранного!»
Утопленники взревели и застучали палицами.
— Вече! Вече! — кричали они. — Да не будет короля, кроме избранного! — Они подняли такой шум, что Вороний Глаз, не иначе, слышал его на Пайке, а злобный Штормовой Бог — в своих облачных чертогах. И Эйерон Мокроголовый знал, что поступил правильно.
КАПИТАН ГВАРДИИ
— Красные апельсины давно перезрели, — устало заметил принц, когда капитан вывез его на террасу, и больше не проронил ни слова.
Насчет апельсинов он верно сказал. Несколько штук упало и лопнуло на бледно-розовом мраморе. Их острый сладкий запах наполнял ноздри Хотаха при каждом вдохе. Принц, без сомнения, тоже чувствует этот запах, сидя поддеревьями в кресле, которое сделал для него мейстер Калеотт, — подушки на сиденье набиты гусиным пухом, колеса из черного дерева окованы железом.
Тишина — слышно только, как плещутся дети в прудах и фонтанах. Потом на террасу шлепнулся еще один плод, и капитан услышал издалека, как чьи-то сапоги, ступая по мрамору, приближаются к ним. Обара — он узнал ее походку, ее широкие, торопливые, гневные шаги. Ее конь, должно быть, весь в мыле, и бока у него окровавлены от ее шпор. Она ездит только на жеребцах и будто бы хвасталась, что способна
