— Ах ты, сволочь! — прорычал Зивий, явно поняв, что нам сказали, подошел к раковине и с досадой шарахнул по ней копытом, отбив приличный кусок перламутра, и, наклонившись, заорал в створки: — Только еще раз скажи мне такое! Сил не пожалею чтобы отволочь тебя подальше от воды, на обед муравьям, гнида океанская!
Раковина предусмотрительно промолчала, а ее соседи на всякий случай побросали курительные палки и тоже спрятались.
— Вот урод! — с чувством произнес Зивий, плюнул на раковину, собрал дымящиеся палочки и воткнул их горящими концами в сырой прибрежный песок.
Сочтя, что месть осуществлена, он пошел дальше в еще более дурном настроении, чем несколько минут назад.
— Тяни! Толкай! Тяни! Толкай! — Ватага лохматых тушканчиков пыталась сдвинуть с мертвой точки гладкого кожистого зверя, выброшенного океаном на берег.
Зверь стонал и охал, пытался ползти, чтобы помочь своим спасителям, но был слишком тяжел, чтобы продвинуться хоть немного.
— Эй! Вы! Помогите! — крикнул нам один из тушканов.
Я думал, что Зивий пошлет их далеко и надолго, но тот неожиданно сказал:
— Давай попробуем. Нечего толстяку подыхать без воды. Эй, вы! Хватит носиться! Ваша помощь нужна! — крикнул он похожим на богомолов хищным созданиям, играющим друг с другом на отмели.
Страшные чудовища, каждое величиной с лошадь, с фасеточными глазами, приблизились к нам иноходью и стали тянуть серую тушу по направлению к океану, а я с боздуханом и тушканчиками — толкать.
Попавший в беду морской зверь каждый раз громко охал и поминал Богородицу, отчего у лохматых грызунов сразу начиналась истерика, они хихикали, падали на спины и дергали розовыми лапками. Их смех был столь заразителен, что в какой-то момент я сам расхохотался, так как ситуация была нелепейшая до невозможности.
Я, окруженный целым роем странных существ, занимаюсь на океанском берегу каким-то безумием, пыхтя от натуги и пихая серого тюленя, явно знающего «Pater noster».[4]
Слава создателю, что меня не видит Проповедник, вот уж кто бы не удержался от пары едких словечек.
— Что ты ржешь? — рассвирепел Зивий, по роже которого стекал пот. — Уже жалею, что не повел тебя через лес.
Чтобы протащить охающего «тюленя» жалких двадцать ярдов, нашей дружной артели понадобилась куча времени и еще несколько подключившихся помощников, лишь один из которых более-менее походил на человека.
— Достаточно, — наконец сказал боздухан, похлопав спасаемого по боку. — Здесь тебя уже заберет прилив.
— Спасибо, ох-ох, — сказал тот.
Мы оставили его в окружении тушканов, которые хохотали теперь уже целой командой, повизгивая на весь берег.
— И часто у вас такое веселье? — полюбопытствовал я, засунув руки в карманы легкой куртки.
— Каждый день. Поторапливайся, напарничек. Нам еще назад возвращаться. Так, а вот к этой не приближайся. Она ненормальная, да к тому же еще и голодная.
Лохматый, ярко-зеленый, под стать весенней листве, паучина бесцельно бродил по пляжу. Из его спины по пояс торчала дряхлая ведьма с неопрятными волосами и неоправданно длиннющими руками. Взгляд у нее был тяжелый и нехороший, пробирающий до костей.
Болотная ведьма пристально следила за нами до тех пор, пока мы не отошли от нее на порядочное расстояние, и после быстро поползла к далекой воде, собирая в сумку огромных ярко-алых морских звезд.
Оживленный участок пляжа закончился, и теперь мы видели лишь носящихся чаек, пронзительно и неприятно вопящих, когда между ними возникали драки за выброшенных прибоем рыб.
Идти оказалось не близко, и через какое-то время в боку вновь появилась боль. С каждым шагом она становилась все сильнее.
— Передых, — сказал я Зивию, усаживаясь на темно-желтый, больше похожий на пыль песок и держа руку на пульсирующей ране.
— Да-а-а, страж, ты сейчас не в лучшей форме, — кисло проронил боздухан. — Тебе не душ надо ловить, а цветочки выращивать. Пожалуйста, не развались, иначе меня ждет неприятный разговор с Софией.
— Ради тебя я очень постараюсь, — отозвался я, глядя, как в кустах рыжим пятном мелькнул лисий хвост. — Удивлен, что ты знаешь такие слова, как «пожалуйста».
— Я еще и спасибо знаю, — небрежно бросил Зивий, ковыряясь в ухе. — Вот только не считаю нужным пользоваться вашими человеческими заморочками. Я вообще, знаешь ли, не слишком жалую ваше племя.
— Спасибо за откровенность.
— Пожалуйста. Как будешь готов, скажи. Пойдем дальше. Деревня во-он за теми скалами. Недалеко осталось.
Я смотрел на волны, каждая из которых была чуть больше предыдущей. Океан, совсем недавно спокойный, начинал пока еще негромко рокотать. Наступало время прилива.
Боль медленно отступала, разжимая ядовитые коготки.
Я провел рукой по прохладному песку, и мои пальцы зацепились за присыпанный песчинками камушек. Он был маленький, тепло-красный, с медовыми разводами.
— Смотри. — Я показал Зивию, но тот не проявил никакого интереса, отмахнувшись:
— Этого добра здесь хватает. Океан выбрасывает их постоянно, надо всего лишь порыться в песке.
— Ведьмы говорят, что янтарь обладает множеством волшебных свойств, — сказал я, убирая находку в карман.
— А что, у тебя есть в знакомых ведьмы? — удивился боздухан.
— Представь себе.
— Это та, которая просила за тебя у Софии, что ли?
— Все-то ты знаешь, — криво усмехнулся я.
— Люблю подслушивать, знаешь ли, — нисколько не смутился мой спутник. — Столько всего нового можно почерпнуть.
— Тогда, быть может, ты немного расскажешь мне о виктах?
Зивий шмыгнул носом:
— Дикари. Кровожадные варвары. Приперлись на нашу землю, пытались наводить свои порядки, пока им не показали, кто тут хозяин. Что с вас, людей, возьмешь? Вечно хотите быть главными, хотя только и можете, что махать мечами.
— А что викты? Смирились с правилами Темнолесья?
— Ну, они же хотят выжить. Конечно, смирились. Или сделали вид, что смирились. В глубину леса не заходят, местных не трогают. Себе дороже. В основном занимаются тем, что воюют с дальними родичами на Волчьих островах.
Я встал, отряхнул штаны, показал провожатому, что мы можем идти.
— Ты частенько бываешь в деревне?
— Не так часто, как хотелось бы. Они, кажется, начали подозревать, что во мне не так много божественного, — с печалью сказал Зивий. — Меня там все еще рады видеть, но уже не закатывают праздники и не предлагают девственниц.
— Там есть люди с даром? Способные видеть души?
— Если и есть, мне об этом неизвестно. Я, признаюсь честно, больше интересовался дармовой выпивкой и жрачкой. Ну, еще и девками. До умалишенных мне не было никакого дела.
