проворные крепкие пальцы и инстинктивное чувство цвета. Он подавал ей нужную нить, прежде чем она успевала назвать ее.
Малыш был сообразительным. Работа увлекла его, как и Рауля, который не отводил от Джессики восхищенных глаз. Это немного смущало ее, но проблеск радости все еще оставался с ней — впервые после смерти Доминика.
Через полчаса она уже держала в руках полметра ткани. Брюки получились грубыми, так как у нее не было швейной машины, а Эдуара начало клонить в сон. Она быстро выкроила и сшила штаны, сплела из цветных ниток шнурок и вставила его в пояс.
— Ну, вот, готово! Что скажете?
Они все сидели на полу. Эдуар — какая радость! — пристроился у Рауля на коленях. Джессика протянула ему брючки, и мальчик принял их, словно бесценный дар. Он посмотрел на Рауля, который ободряюще улыбнулся и кивнул.
Джессика смотрела на две головы — светлую и темную, — склонившиеся над медвежонком, и боролась с подступавшими слезами.
— Подходят, — с благоговением прошептал Эдуар, и Рауль улыбнулся медвежонку и дотронулся до его носа, как это сделал его племянник.
— Неужели ты сомневался? У нас здесь самая замечательная ткачиха и швея — наша Джесс!
Наша Джесс. Черт, у нее опять выступают слезы.
— Можно я возьму его в кровать? — спросил Эдуар, и его голос внезапно задрожал. Очевидно, малыш со страхом думал, что ему предстоит вернуться в огромную кровать.
— Хочешь спать здесь? — вырвалось у Джессики.
Что она делает? Как можно было задать несчастному ребенку этот вопрос? Она почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица. Захваченный врасплох Рауль опустил глаза.
— В твоей кровати? — прошептал Эдуар.
— Да.
Мальчик огляделся. В камине потрескивало пламя, освещая просторную комнату Джессики неярким светом и придавая ей уют, которого так не хватало его огромной спальне.
— Хочу… — едва слышно произнес мальчик. — Пожалуйста…
Сказанного не воротишь. Ей оставалось лишь смотреть, как Рауль укладывает маленького принца спать.
Сначала он понес племянника в ванную, потом уложил его в постель, не забыв Себастьяна, и подоткнул одеяло. Джессика не отводила взгляда от пламени в камине, не позволяя себе повернуться. Она знала, что Рауль поцелует Эдуара и будет гладить его по золотистым кудряшкам, пока малыш не уснет.
Джессика все еще сидела на полу, глядя на пламя так, словно пыталась запомнить каждую искорку.
Она молчала. У нее не было слов.
Наконец Рауль опустился на ковер рядом с ней.
— Я думаю, вам пора рассказать мне, Джесс, — мягко сказал он.
— Рассказать?
— Начните с Себастьяна, — предложил он, беря ее за руку. — Медвежонок принадлежал вам. Теперь он у Эдуара. Но был кто-то еще. Ваш ребенок? Скажите мне, Джесс.
— Доминик.
Разве имя может причинять боль? — подумала Джессика. Чудесное имя. Она до сих пор любит его.
— Ваш сын?
— Да, — прошептала Джесс, надеясь, что Рауль не увидит отчаяния у нее на лице. — Он умер три месяца назад.
— Сколько лет ему было?
— Четыре года. — И два дня, добавила она про себя.
— Почему он умер?
— Лейкемия. Он болел почти два года. Я боролась изо всех сил, и он тоже. Его лечили всеми известными методами.
— Сочувствую.
— Трагедии случаются, — устало сказала она, — но жизнь продолжается.
— Ваша тоже?
Молчание.
—
— Уоррен оставил нас через месяц после того, как Доминику поставили диагноз. К тому времени как он умер, у Уоррена была жена и маленькая дочь. Он даже не пришел на похороны.
Лицо Рауля окаменело.
— Жестоко, — прошептал он.
Джесс покачала головой.
— Уоррен не жестокий человек, — сказала она. — Он слабый. Совсем не такой, каким был его сын. Доминик был самым мужественным…
Джессика умолкла. У нее в горле встал ком. Наступившую тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в камине.
— И вы приехали сюда, чтобы оправиться…
— Разве можно оправиться после смерти ребенка? — прошептала она, чувствуя, что ее охватывает гнев. — Но все говорят так. Поезжай за границу, забудь. Начни новую жизнь. Но как я могу начать? Я не хочу.
— Я тоже, — тихо сказал Рауль.
Джессика изумленно посмотрела на него.
— Что… что вы хотите сказать? Вы тоже потеряли кого-нибудь? — прошептала она, уже зная ответ.
— Лизль. Сестру. Мы были близнецами.
— Как давно?
— Три года назад. — Рауль пожал плечами. — Я знаю. Пора забыть.
— Конечно, нет! — воскликнула Джесс. Она всмотрелась в его напряженное лицо. — Я догадалась.
— Как?
— По вашему взгляду. Я видела такой взгляд в больнице, у людей, которые знали, что надежды больше нет. В нем пустота.
— Во мне нет пустоты.
Джессика покачала головой.
— Нет? Тогда почему «Врачи без границ»?
— Я просто… Мне казалось, что я должен стать врачом. — Рауль помолчал. — У Лизль был церебральный паралич. Она обладала живым умом, но тело… тело было ее тюрьмой. — Рауль долго молчал, и она терпеливо ждала, когда он заговорит. — Вот почему мать ушла от отца. Как только он узнал, что Лизль останется инвалидом, он потребовал, чтобы ее поместили в заведение. Естественно, мать отказалась. Лизль любила нас; она была неотъемлемой частью семьи. Мать продержалась шесть лет, но, когда пришло время учить Лизль, отец поставил ее перед выбором: поместить сестру в заведение или навсегда покинуть дворец. Он стал жесток с Лизль. Отцу был нужен наследник, и это означало, что матери предстояло оставить ему Жан-Поля.
— О, нет. О, Рауль!
— Это разбило ей сердце, — с горечью сказал Рауль. — Жан-Полю было двенадцать лет. Мать надеялась, что сможет встречаться с ним, что он поймет, почему ей пришлось принять это решение, но он, конечно, не понял. Жан-Поль возненавидел мать за то, что она оставила его. А отец… Он забыл о ней, как только она покинула дворец. Ей запретили переступать его порог.