темных коридоров, скрывавшихся за множеством дверей.
Цеенор-Зера приблизился к мраморному треугольнику, нажал одну из многочисленных змеиных головок – эти медные медальоны с обеих сторон окаймляли грани проема, – и дверь послушно подалась, отъехав в сторону.
– Цес! Зеер! Отец ждет вас! – резким скрипучим голосом крикнул он наверх по-валузийски. – Спускайтесь к Владыке Скипетра!
Атланты запрещали простым валузийцам говорить на своем родном наречии, и только члены правящей династии могли спокойно произносить слова на древнем языке, не опасаясь немедленной кровавой расправы. После того как завоеватели однажды заблудились в лабиринте, они старались не переступать порога дворца-кристалла. Тогда они искали Сокровищницу, небольшую залу без окон, вместившую в себя все несметные богатства Валузии, и Цеенор-Зера приказал сложить сотую часть всех драгоценностей в обыкновенную комнату, представив ее именно Сокровищницей. Атланты сначала обрадовались, обнаружив эту залу, но потом их вождь, черноволосый гигант с голубыми глазами, заподозрил что-то неладное, он приказал своим людям обыскать дворец, и эти атланты сгинули бы в лабиринте, если бы Цеенор-Зера не позволил себе спасти их от смерти. С тех пор во дворце можно было спокойно разговаривать на родном наречии, не опасаясь быть услышанным.
Раздался легкий шелестящий шум, и сверху из своей опочивальни по лестнице сбежали его сыновья, похожие друг на друга как две капли росы.
Иаг-Алта сразу после рождения близнецов с прискорбием сообщил Владыке, что это недобрый знак. Цеенор-Зера тогда вспылил и приказал посадить придворного мудреца в бамбуковую клетку, но вскоре после этого пришло известие о том, что первые широкогрудые корабли атлантов показались у берегов королевства.
Глядя на близнецов, Цеенор-Зера вспомнил свое детство.
«Ты самый красивый… ты самый счастливый…» – шептала ему тогда мать, и ее тонкий, чуть раздвоенный язык так сладко трепетал около его ушка. Полулюди-полузмеи думали, что созданы для радости и блаженства, но боги жестоко посмеялись над ними – в вихре кровавого веселья они сначала отдали Валузию на разграбление жестоким атлантам, а потом бросили в пасть Катастрофе.
Цеенор-Зера стоял перед узким окном и гладил гребни своих сыновей-близнецов. Он не смог бы рассказать им, когда именно началась история царственного народа, когда именно Великолепный Цатогуа сошелся на ложе с обыкновенной девушкой Земелой. Но Цеенор-Зера предчувствовал, что история Валузии может завершиться очень и очень скоро.
Внезапно близнецы вскрикнули от ужаса и прижались с обеих сторон к отцу.
Ошеломляющий удар грома точно расколол могильное небо надвое, и из огромной трещины в небесах вырвались огненные потоки. Молнии обрушились на деревянные постройки, вспыхнувшие в одно мгновение, как сухие листья. Ветер стремительно начал раздувать пожар, и потоки жирного дыма, смешиваясь с пылью, уже заволакивали все вокруг.
Цеенор-Зера почти ничего не мог различить и плохо понимал, что происходит. Невольно он отодвинул от себя сыновей, и его острые овальные ногти в бессильной ярости скользили по черному мрамору, не оставляя, конечно, ни малейшего следа на гладкой поверхности полированного камня. Едкий дым и пыль вызывали у него судорожный кашель, глаза Владыки слезились, но он не мог заставить себя отойти от окна и продолжал всматриваться в серо-черное марево, наполненное жутким воем ветра и яростными криками атлантов, рвущихся на Холм из Нижнего города.
Дворец, словно выточенный из одного колоссального куска черного мрамора в виде многоугольного кристалла, стоял на самой вершине холма. Никто не мог объяснить, как это гигантское сооружение может удерживаться на одной точке, остром угле, в котором сошлись восемь треугольных плоскостей. Но дворец всегда возвышался над городом, вселяя в его жителей веру в священную силу королевской династии.
А сейчас атланты рвались на вершину холма, чтобы спастись от воды, от беспощадных волн, преследовавших все живое на свете. Сначала над валузийской столицей потянулись огромные косяки птиц, улетавших прочь от моря. Потом все стали замечать, что зверье из прибрежных лесов, словно обезумев, бежит вглубь страны, уже ничего более не опасаясь.
У берега была поймана даже огромная черепаха, длина которой составляла почти десять шагов. По наростам на ее мощном панцире жрецы определили, что она провела в пучине вод не меньше пяти сотен лет.
С величайшими почестями черепаху доставили в столицу, тридцать самых крепких валузийцев день и ночь несли ее по дубовым лесам, постоянно поливая морской водой и обкладывая мокрыми водорослями.
Живая черепаха прибыла к храму Цатогуа. Плоская крыша этого храма сейчас была плохо различима Цеенор-Зера из-за дыма и пыли, хотя его строение располагалось совсем недалеко от дворца.
Верховный Жрец собственноручно вырезал черепахе глазки алмазным ножом и раздавил их на жертвенном алтаре Бога-Прародителя. Цатогуа получил и теплой крови, струя которой стекала по каменному желобу так тягуче и долго, что бог, наверное, должен был бы разозлиться от нетерпения. А вот из черепашьего мяса жрецы сварили особый суп, вкушать который дозволялось только посвященным, то есть им самим, дабы не разрушить таинство жертвоприношения. Несколько дней они никого не пускали в храм, даже Владыку Скипетра, не имеющего права и взглядом коснуться священного мяса.
Цеенор-Зера лишь знал, что огромный панцирь пятисотлетней черепахи жрецы положили в храмовый костер. От огня панцирь треснул и покрылся причудливой паутиной кривых линий, по которым Верховный Жрец обязательно должен был прочитать будущее Валузии.
Что именно сообщили трещины, Цеенор-Зера пока не знал. Верховный Жрец, носивший на груди маску Цатогуа – змеиную морду с семью алмазными глазами, таинственно понизив голос, на валузийском наречии сказал, что Бог-Прародитель велел воздвигнуть над храмом большой шатер. Об этом сообщили священные трещины на панцире черепахи.
Вскоре после того, как над плоской крышей взметнулась белая ткань, в храм стали поступать балки и доски, из шатра все время слышался стук топора, но на все вопросы Цеенор-Зера жрецы покорно опускали глаза, не произнося в ответ ни слова.
На крышу не пускали никого из слуг Владыки, и как Цеенор-Зера ни бесился, он не хотел пока открыто ссориться с Верховным Жрецом. Накануне страшного ветра стук стих, и Цеенор-Зера на время забыл об этом. Но сейчас, стоя у узкого окна и глядя, на топчущих друг друга атлантов, он неожиданно вспомнил о таинственном строительстве жрецов. Губы его невольно повторяли заклинания в честь бога, он просил Цатогуа, чтобы тот остановил ненасытные волны у входа во дворец.
Властитель Валузии знал, что атланты никогда в жизни не смогут проникнуть во дворец, им не удастся повернуть огромную мраморную плиту, наглухо закрывающую вход внутрь, и море неизбежно поглотит их. Владыка Скипетра прижимал к себе сыновей, тоненькими голосками бормочущих охранительные заклинания, а сам лихорадочно думал о том, что сегодня с утра не видел никого из жрецов храма Цатогуа. Они еще вечером заперлись внутри во главе с Верховным Жрецом и никого не пускали в храм.
Снова мощный удар грома ошеломил на мгновение Цеенор-Зера, так что он невольно подумал о том, что сама земля уже трясется от страха. Одновременно с раскатом грома черные небеса прорезала ослепляющая вспышка молнии, расходясь в стороны паутиной, как трещины на опаленном панцире пятисотлетней черепахи.
Что же прочитал Верховный Жрец, напряженно думал Владыка Змеиного Скипетра, что же велел делать Цатогуа?
Стрелы молний сверкнули еще раз и еще раз. В эти мгновения становилось так светло, что можно было различить происходящее внизу. В клубах пыли, влетавшей через ворота, толпа атлантов по-прежнему бесновалась у входа в храм Цатогуа и во дворец. Несколько десятков человек таранили ворота храма огромным дубовым стволом, недавно сокрушившим дворцовые врата. Но храмовые створки даже не вздрагивали от яростных ударов, они стояли как скала. Никто из нападавших не знал, что изнутри врата подперты колоссальными глыбами, поднимавшимися специальным механизмом из подземелья и намертво преграждавшими вход внутрь. Существовал еще один вход, к которому вел подземный туннель из дворца, но о его существовании знал только Цеенор-Зера.
Гигантское толстое бревно, огромных размеров валузийский дуб, раскачивался в руках атлантов и
