белых колонн.
В конце колоннады находился королевский трон, изготовленный из цельного куска рубина. Старые мастера постарались на славу — вся поверхность камня была покрыта искусной резьбой, а ножки вырезаны в виде львиных лап.
Символ страны присутствовал везде: на вершине спинки трона оскаленной пастью выдавалась львиная бронзовая голова, а чуть выше на стене был прикреплен герб Аквилонии — лев, поднявшийся на задних лапах.
Церемониймейстер стукнул о пол золотым посохом, и по его сигналу два ряда придворных фанфаристов что было сил задули в мундштуки своих инструментов. Звонкие такты приветственного марша огласили помещение, отдаваясь гулким эхом в череде мраморных колонн. Приглашенные на прием, стоявшие вдоль оставленного в середине зала прохода, подтянулись, все разговоры смолкли, и в наступившей тишине прозвучал громогласный голос глашатая:
— Его Величество король Аквилонии!
Двери открылись, и Конан медленно и степенно, как предписывалось правилами дворцовой церемонии, прошествовал от входа к королевскому трону, сопровождаемый дюжиной наиболее приближенных к нему придворных. Приглашенные на прием склоняли головы, приветствуя повелителя, и вновь выпрямлялись, когда король проходил дальше, так что, казалось, многоцветная волна, подымаясь и опадая, перемещается вслед за движением киммерийца.
В пяти шагах позади короля шествовали верховный жрец Декситей и начальник королевской охраны.
Паллантид был крепким и высоким мужчиной, но даже он не мог сравниться статью с королем: варвар был почти на голову выше любого из своих придворных. Чего уж тут говорить о первом служителе Митры и тем более о канцлере Публии, который шел вслед за Паллантидом, — этот упитанный коротышка смотрелся просто мальчиком, затесавшимся ненароком в компанию взрослых мужчин.
За канцлером шли полководцы и высшие чиновники Аквилонии, и среди них недавно назначенный королем новый советник генерал Брегант. Замыкал шествие дворецкий короля Гаримет.
Вся процессия проследовала в конец тронного зала, где король встал на возвышении перед троном, а сопровождавшие его выстроились у двух мраморных скамей на три ступени пониже и чуть впереди королевского постамента. Церемониймейстер стукнул посохом два раза, и придворные музыканты громко и торжественно заиграли гимн Аквилонии.
Мелодию поддержали голоса, и слова древнего песнопения величественно и мощно зазвучали в унисон с медью труб королевского оркестра.
Когда наконец пение закончилось и его последние отзвуки растаяли в вершинах мраморных колонн, глашатай зычным голосом нараспев выкрикнул:
— Слава и благодарствие покровителю нашему Владыке света, Подателю Жизни и Хранителю Горнего Очага Солнцеликому Митре!!!
Все трижды склонили головы к сложенным ладоням, и после этого в наступившей тишине послышался шорох одежд усаживавшихся на свои места короля и его свиты. Церемониймейстер стукнул посохом и проследовал по тому же пути, что некоторое время раньше совершил король с ближайшим окружением. Дойдя до возвышения, где находился трон, служитель, дождавшись кивка короля, начал церемонию представления собравшихся гостей королю.
Конану успели до тошноты надоесть все эти дворцовые обряды, но даже он не мог ничего поделать с этим: таковы были традиции аквилонского двора, и вряд ли его подданным пришлось по вкусу, если новый владыка захотел бы изменить древние правила.
С этим приходилось считаться. Назвался королем — следует, увы, терпеть кое-какие неудобства…
Сначала выразить свое почтение подходили послы иностранных государств. Потом наступал черед местной знати, и приходилось ждать, пока бесконечная череда графов, баронов и герцогов пройдет мимо короля и произнесет положенные приветствия, а их суверен должен был каждому в ответ сказать хотя бы пару слов, свидетельствующих о расположении к подданному.
Затем следовали представления вновь назначенных чиновников и раздача королевских наград тем, кто отличился в последнее время на ниве бескорыстного служения королевству.
Единственной отрадой для варвара служило то, что все решения по этим делам он давно уже перепоручил своему канцлеру, сам он занимался этим в исключительных случаях, как, например, это произошло с назначением на новый пост Бреганта. Правда, слетали придворные со своих постов чаще всего минуя волю Публия, однако происходило это не на дворцовых приемах, а в Малом зале, так что вызвавшие недовольство короля испытывали его гнев без большого стечения зрителей.
Гул голосов постепенно заполнял все пространство Главного тронного зала: прошедшие перед королевским троном присоединялись к предыдущим и обменивались впечатлениями и новостями.
— Посмотри-ка на Этельстейна, — с ехидством в голосе заметил один из нобилей, — совсем нос повесил, а еще недавно ходил таким гордецом! Как же — считал уже себя входящим в ближайшее окружение короля!
— А что тут странного, любезнейший, — ответил его собеседник, седой человек с огромной золотой цепью на груди, — ведь он с был уверен, что место советника короля у него в кармане. А тут такая незадача: Его Величество обманул ожидания графа и предпочел поставить на эту должность своего человека… Скажу не для чужих ушей, мой друг: я его отлично понимаю!
— Говорят, Брегант старинный друг короля? Отчего тот предпочел его Этельстейну, граф вроде бы тоже не из последних?
— Совершенно верно: Его Величество участвовал вместе с генералом не в одной военной кампании. Ведь когда-то наш нынешний король был простым следопытом и сражался с пиктами, когда те зашевелились у Громовой реки, — объяснил седовласый. — Бедняге Этельстейну есть с чего чувствовать себя обойденным.
— Зато взгляните на его красавицу падчерицу, — вступил в беседу подошедший к ним человек в бархатном черном камзоле с воротником из роскошных белоснежных кружев, — она вполне может составить партию королю, и тогда положение королевского тестя разве сравнится с местом советника? Вот тогда граф и поквитается с Брегантом!
— Ну, Самора, — усмехнувшись, махнул рука ми седовласый, — ты и скажешь! Но кое в чем ты прав: сейчас в Аквилонии все только и думают, что о наследнике! Нынешняя фаворитка Его Величества, как считают при дворе, не слишком-то годится на роль королевы Аквилонии, хотя поговаривают, что она происходит из древнего зингарского рода графов Корзеттских. Только где они теперь, эти Корзетты? Ты согласен со мной, Альвий?
— Трудно сказать, — осторожно ответил граф. — Насчет женщин, — он усмехнулся, — Самора великий знаток, ему виднее. Конечно, я сам предпочел бы видеть на престоле аквилонку. Только сомневаюсь, что Его Величество позаботится ознакомиться с нашим мнением на этот счет. Но если серьезно, то думаю, что из-за нового назначения советника при дворе могут возникнуть большие склоки. Этельстейн известен тем, что редко прощает такого рода обиды.
— Кому это он не простит? Королю, что ли? — усмехнулся Самора.
— Скорее всего, Бреганту, — ответил граф и, подумав, добавил: — Но и твое предположение нельзя сбросить со счетов. Ты же знаешь крутой нрав этой семейки. Вспомни хотя бы старого графа. Ты того же мнения, Тальпеус? — обратился он к седому.
Тот скривил рот в подобии улыбки и, склонившись к собеседникам, произнес:
— В любом случае мы не окажемся в проигрыше, кто бы из них не победил… — и все трое рассмеялись, однако, тихо — в соответствии с придворным этикетом.
Прием тем временем неумолимо катился к своей высшей точке: обеду и следовавшему за ним балу. Сам король предпочитал эту вторую часть торжественной первой, а что уж говорить о придворных, в особенности, о молодых людях, коих собралось здесь немало: привлекательных юных женщин и их кавалеров, одетых по последней аквилонской моде и выделявшихся своим видом и манерами среди пожилых аристократов.
Конану не очень-то нравилось, как стали нынче одеваться мужчины, и он частенько с усмешкой
