то вряд ли это поможет ему постоянно поддерживать эрекцию. Таким образом, если утрату эрекции расценивать как поражение, то причиной такого поражения является измена самому себе.
Итак, сексуально искушенный индивидуум прячет свое беспокойство, свою неприязнь и свою вину и называет это «боязнью неудачи». Если это так, то необходимо снять маску с исполнителя роли и показать, что его «боязнь поражения» – не что иное, как попытка логического объяснения его подлинных (но скрытых) страхов. Примером существования подобных страхов, чувства вины и неприязни, скрытых под маской искушенности, служит рассказ одного пациента, страдавшего в течение многих лет от импотенции и преждевременной эякуляции:
«Однажды мне захотелось сделать это с матерью, и очень сильно! Потом мне стало стыдно; я стыжусь этого до сих пор. Боже, ну зачем ты допускаешь такие вещи! Я представлял ее себе: обнаженную, такую белую, красивую, и это была пытка! Мне тяжело даже думать об этом. Я чувствую неловкость, просто горло перехватывает.
Еще я вспоминаю Мэри, хитрую и злобную сучку, перевиравшую все сплетни и выступавшую спасительницей пьяниц. Мне хотелось ее «трахнуть» и сделать это не спеша и с удовольствием, заставить ее угождать мне, и чтобы я делал это хорошо и долго. Я хотел, чтобы она бегала за мной, плакала, упрашивала, а я бы ее поддразнивал и поддавал жару, чтобы она стонала от избытка чувств. Эти мысли меня возбуждали, но я боялся. Ведь она – такая крепкая и ловкая тварь, она бы мне и яйца могла ободрать! Я ее опасался, боялся; не мог к ней подступиться. Я знал немало таких как она, и я всех их боялся, потому что я хотел сделать это с каждой из них. Великий покоритель женщин – вот кем я был в мечтах, вот какую роль я себе отводил; но беда в том, что я ненавижу и боюсь женщин, потому что я – не настоящий мужчина!»
Из этого рассказа, полного патетики, можно сделать несколько выводов, объясняющих, почему этот пациент был импотентом. Во-первых, в нем накопилось столько страха и враждебности по отношению к женщинам, что уже почти не осталось места для каких-то нежных или просто добрых чувств к ним. Во- вторых, все его сексуальное чувство было направлено только на то, чтобы возбудить и удовлетворить женщину, так что он уже не испытывал собственных желаний. Он мог бы «хорошо исполнять свою роль» в ситуациях, близких к тем, которые он себе воображал, потому что они его сильно возбуждали. Но, к несчастью, женщины, которых он желал, пугали его, и он их избегал, а к прочим (в том числе и к своей жене) его чувства были слишком противоречивы. И, наконец, в-третьих: в основе всех его страхов и волнений лежало потрясшее его сексуальное чувство к своей матери. Оно стало источником противоречивости (амбивалентности) его чувств, которая и привела к импотенции. Будучи орально зависимым от своей матери, он испытывал к ней половое влечение; он чувствовал неразрывную связь с ней и переживал к ней неприязнь; она была для него и Мадонной, и проституткой, матерью – и объектом сексуальных желаний. При таких обстоятельствах просто невозможно не потерпеть неудачу, потому что успех означал бы для него сексуальное обладание собственной матерью. Эдипов комплекс вообще характерен для сексуально искушенных личностей. Характерно и искажение (дисторсия) чувств, при котором страх перед женщиной порождает желание удовлетворить ее, а боязнь обладания переходит в страх перед сексуальным провалом. В этих искажениях обязательно придется разобраться, если мы хотим понять сложности и противоречия, свойственные современным сексуальным нравам. Недавно Дж. Б. Пристли так писал в одной журнальной статье: «Одной из самых неприглядных особенностей нашей западной цивилизации является поощрение и эксплуатация эротизма, порождаемого иногда презрением к женщинам и страхом перед настоящей любовью и перед реальным сексом, но чаще преследующего обыкновенные коммерческие цели». Подобная эксплуатация эротизма в литературе, в кино и в индустрии развлечений осуществлялась бы не так легко, если бы в обществе утвердилась сексуальная зрелость, а не сексуальная искушенность.
Итак, в основе сексуальной искушенности лежит дисторсия чувств, причем этот термин допускает и достаточно широкое толкование. Если в прошлом сексуальная неудача заключалась в неспособности приглушить или подавить неумеренное сексуальное чувство, то в наше время она означает неспособность к сильным чувствам. Если проследить психосексуальное развитие искушенного индивидуума, то почти наверняка обнаружится, что в ранней юности он жестоко страдал от мастурбации. Ему пришлось бороться с беспокойством и с чувством вины, которые он смог преодолеть, только став взрослым и набравшись ума. На вопросы, связанные с этой темой, пациент обычно отвечает так: «Да, конечно, тогда я думал, что это вредно и вообще неправильно, но теперь я разбираюсь в этом лучше». Он понял, в конце концов, что опасна не сама мастурбация, а чувство вины, связанное с ней, ведь он – сексуально просвещенная личность. Но если признать, что его сознательные взгляды выражают его бессознательные чувства, то можно упустить из вида одну важную проблему.
Если говорить о проблеме, с которой пациент столкнулся в юности, то она включала не только чувство вины по поводу мастурбации, но также и неспособность контролировать эту склонность.
Почему он не мог остановиться? Может быть, из-за недостатка воли? Вопреки всем решениям, принимавшимся не однажды, он возобновлял это занятие, которое никак не мог считать добродетельным, хотя и пришел, в конце концов, к выводу о его безвредности. Таким образом, каждый акт мастурбации воспринимался им как нарушение самодисциплины, проявление слабоволия и удар по самолюбию. В результате такого опыта половой акт стал ассоциироваться у него с идеей неудачи, причем эта ассоциация закрепилась в подсознании и поэтому мешала вести ему нормальную половую жизнь, когда он стал взрослым.
Боязнь сексуальной неудачи – это также и боязнь неспособности контролировать сексуальное возбуждение. Это чувство свойственно каждому индивидууму, страдающему от преждевременной эякуляции. Боязнь того, что кульминация наступит слишком быстро, приводит к попыткам контролировать сексуальное возбуждение, но каждая такая попытка вызывает напряжение, страх и неспособность сохранить сексуальный заряд для оргазма. Индивидуум, страдающий от преждевременной эякуляции, попадает в замкнутый круг: чем сильнее он старается взять под контроль или задержать нарастание возбуждения – тем быстрее он достигает кульминации. Именно страх перед неудачей порождает у искушенного индивидуума общее чувство вины и беспокойства по поводу своей сексуальности, которое не находит выхода и остается в душе, скрываясь под маской благополучия.
Все сказанное выше о мужчинах относится и к женщинам, с их страхом сексуального несоответствия, т. е. неспособности иметь оргазм. Между тем, способность женщины иметь оргазм не является существенным критерием ее соответствия (или несоответствия) в сексуальном отношении. В таком случае, что же символизирует эта способность к оргазму у мужчины и у женщины? Известно, что каждая женщина, по своей биологической природе, способна к оргастическому отклику при совершении полового акта. Если же ей не удается достичь кульминации, то это может быть связано с рядом причин, не поддающихся контролю ее сознания. Например, может повлиять чувство неполноценности и общее беспокойство по поводу своих сексуальных способностей, мешающее ей свободно отдаться своим переживаниям. Может подействовать и неосознанная неприязнь к партнеру, препятствующая полному сексуальному единению.
Конечно, ее отклик зависит и от сексуальных способностей мужчины, так что его несоответствие тоже может сказаться. Как бы то ни было, но если она не притворяется, то неполноценность ее отклика выражает ее подлинные чувства, и только так это и надо понимать. Ничто так не мешает женщине получать удовольствие от секса, как ее убеждение в том, что половой акт – это своего рода выступление, успех или неудача которого выявляют ее полноценность (или ущербность) как женщины.
