Бен среди людей

молчалив и осмотрителен, постоянно настороже. Спали в специальных фургонах, но он терпеть не мог такого скопления народу и спертого воздуха, и после ужина, пока все пели, шутили и смеялись, Бен брал спальный мешок и уходил в лес.

Когда сбор был закончен, ему дали немало денег, и он радовался, поскольку знал, что без них он беспомощен. Но кто-то из тех шутников украл деньги из куртки, когда она висела на кусте, под которым он спал. Бен заставил себя вернуться на ферму, думая о тех деньгах, что он видел в ящике: половина принадлежит ему, — но дом был закрыт, животных не осталось, а вокруг уже разрослась крапива. До Мэтью Бену не было дела, за все время тот не сказал ему ни слова — только злобные замечания, например, когда подохла старая собака, он вымолвил:

— Другая собака нам не нужна, у нас есть Бен.

Бен отправился домой — хотел найти мать, но та снова переехала. Пришлось напрячь мозги, чтобы выяснить, куда. Постройка ничуть не походила на ту, которую Бен считал своим домом. Бен не смог заставить себя войти, потому что увидел там Пола, и Бена чуть не охватила ярость — его злейший враг.

Поэтому он по старой дороге вернулся в Лондон, богатый Лондон, где наверняка есть что-нибудь и для него. Он нашел там работу, и его снова обманули, Бен уже совсем отчаялся и изголодался, когда Эллен Биггс нашла его в супермаркете.

***

Казалось, на темном тротуаре возле Мимоза-Хаус никого не было, но Бен знал, что ночью любая тень может стать длиннее и превратиться во врага, и когда заворачивал за угол, он чуть не врезался в пьяного, который шел, пошатываясь, ругаясь и бормоча. Бен обошел его, перебежал через пустую улицу, не обращая внимания на светофор. Только добравшись до Ричмонда, он начал переходить дорогу по пешеходным переходам, говоря себе «иди» на зеленый, «стой» на красный. Уже появились люди, много людей. Он все шел, прислушиваясь к своим инстинктам, которые отлично работали, если их не запутывать картами и указаниями; когда Бен добрался до центральной улицы, он уже проголодался. Зашел в кафе, на котором было написано «завтрак круглосуточно», и, как всегда в незнакомом месте, стал выискивать людей с тем удивленным взглядом, который грозил опасностью. Но было слишком рано, и люди ни на что не обращали внимания. Он старался есть медленно и внимательно и ушел из кафе довольный собой. Двинулся дальше и к полудню уже шел через поля, а солнце согревало все вокруг. Потом Бен оказался в лесу. В прошлогодних листьях шуршал дрозд. Бен его с легкостью поймал, ободрал перья, и съел в два счета. Появилась самка дрозда — узнать, что творится. Две птички и их горячая кровь утолили желание, которое Бен испытывал постоянно, и он пошел дальше, но не бегом, ибо знал, что за ним могут погнаться люди. На заправке купил бутылку воды, а когда вышел из магазина, увидел мотоцикл, с ревом подъезжавший к стоянке. Бен подошел поближе — его влекла любовь к этой блестящей, яркой, мощной машине. Он стоял и скалился — эта улыбка выражала удовольствие. Парень, владелец мотоцикла, подавил все свои сомнения насчет подозрительного бородача, поскольку узнал в нем единомышленника, такого же обожателя, как и он сам, и сказал:

— Присмотри за ним минутку, — и зашел в магазин. Когда вышел, Бен гладил ручки, с таким выражением на лице, что этот парень, который обычно никому не позволял больше чем дотронуться до мотоцикла, вынужден был сказать:

— Ну, садись. — Бен запрыгнул, и они поехали.

— Тебе куда?

— Туда, — заорал Бен, перекрикивая ветер.

Огромная машина, рыча и ревя, мчалась вперед, они обгоняли всех, и Бен тоже ревел — это было похоже на песню, победный клич, и молодой водитель, слыша эти вопли восторга за спиной, смеялся и тоже кричал, а потом по-настоящему запел. Бен, хоть и не знал эту песню, все равно стал подпевать.

Доехали до маленького городка. Мотоцикл резко свернул налево, и сразу же все улицы остались позади, впереди — сельская местность, и Бен заорал:

— Дай слезть, мне не сюда!

Парень крикнул:

— Так что ж ты сразу не сказал? — и повернул назад, опасно наклоняясь, пролетая рядом с автомобилями и грузовиками; они помчались назад к центру города.

— Туда? — заорал водитель, и Бен прокричал:

— Да!

Он стоял на тротуаре в центре города, мотоцикл стремительно удалялся, а парень показывал Бену поднятые большие пальцы.

Бен повернулся — он знал, куда идти, и отправился дальше, думая о мотоцикле, в бороде сияла счастливая улыбка. Они много проехали. Бен дойдет, куда ему нужно, на много часов раньше, чем предполагал; на самом деле, он вышел на хорошо знакомую дорогу уже после обеда. Вот дом, большой прекрасный дом, окруженный садом, а там… Бен посмотрел на окна с решетками, и сразу же им овладела холодная, но сильная злоба. Решетки — для него. Когда-то он стоял там и тряс их своими сильными руками, а решетки нисколько не поддавались; только там, где они были вделаны в стены, от тряски отскочили кусочки краски, давая понять, насколько бесполезна его сила. Но злобу, которую Бен ощущал в тот момент, заглушала более сильная необходимость, она тянула его к дому. Мать, он хотел увидеть мать. Благодаря доброте старухи он вспомнил и другую доброту, и понял, что это было: она, как и старуха, не обижала его, она пришла, чтобы вызволить его оттуда… Из парадного входа выбежали дети. Бен их не знал и подумал: «Конечно, они переехали». Теперь матери здесь нет. Отвернувшись от дома, от своего дома, Бен начал ходить туда-сюда по улицам, как собака в поисках запаха, но искал он не запах; он видел другой дом, тот, в который переехала его семья… Погоди, был же еще один, адрес мать написала на большой карточке. Бен шел к нему, но это не то, что нужно. Он ни разу не был в том доме, в котором они живут сейчас. Бен не мог его найти: у него не было в голове схемы улиц, запахов, кустов, калиток.

Что теперь? Отчаяние сдавило грудь, словно стон, а потом он подумал: «Погоди, парк, вот куда она придет». И он отправился в маленький парк, где часто играл со своими братьями и сестрами. Точнее, где он смотрел, как они играют, потому что они жаловались на его грубость. Играл он только один или с матерью.

Там была скамейка, которую Бен знал очень хорошо. Мать любила этот парк и эту скамейку — иногда она приходила после полудня и сидела здесь до вечера. Но скамейка оказалась пуста. Бен понял: если он будет ходить тут слишком долго, люди начнут обращать на него внимание. Он походил, сколько осмелился, высматривая в лицах людей «тот взгляд», а потом сел на скамейку, с которой была видна та скамейка, которую считал маминой. Бен ждал. Он снова проголодался. Вышел из парка, хотел зайти в то кафе, куда ходил со своими товарищами из банды — из той банды, где он был лидером и командиром, — но кафе исчезло. Он купил в автомате сэндвич с мясом, вернулся в парк — и там увидел ее, свою мать, она сидела с книгой в руке. Ее тень на траве почти доставала до него. Он повторял про себя все, что должен у нее спросить, ее новый адрес, его точный возраст, дату рождения, есть ли у нее свидетельство о рождении? Нежное счастье заливало Бена подобно солнечному свету, и когда он подготовился задать вопросы, поздороваться с ней, он увидел, что по лужайке к ней идет… Пол; Пол, брат, которого Бен ненавидел настолько, что в детстве часами думал о том, чтобы убить его, раз и навсегда. Это был он, высокий, хиленький молодой человек с длинными руками и костлявыми кистями, а глаза — Бен знал эти глаза, смотреть было необязательно: большие, подернутые дымкой голубые глаза. Пол улыбался матери. Она похлопала по скамейке рядом с собой, Пол сел, мать взяла его за руку. Бена трясло от чудовищной ярости, у него потемнело в глазах, наверное, они налились кровью. Бен хотел столкнуть его и… Но одно он знал, и знал очень хорошо из-за всех тех неприятностей… Он иногда испытывал такие чувства, которые нельзя было испытывать. Пока эта ярость, эта ненависть, не уйдет, ему нельзя подходить к матери, к своему брату Полу. Но она становилась все сильнее, Бен еле дышал, сквозь красную пелену он увидел, что его мать и этот мучитель, обманщик, который всегда стоял между ним и матерью, встали и вместе ушли. Бен последовал за ними на приличном расстоянии. Теперь его ярость питала желание остаться незамеченным.