Союз пустыря, все сразу, стали офицерами, и только я до сих пор рядовой, и все мне приказывают… и я всё должен делать… и… и…
Тут бедный мальчуган совсем расчувствовался, и по его бледному личику с тонкими чертами покатились крупные слезы.
Челе бросил свысока:
– Его надо исключить. Он плакса.
– Рева, – пробасил кто-то сзади. Все засмеялись. Это переполнило чашу. Уж очень накипело на сердце у бедняги: он не мог больше сдерживаться. Прерывающимся от рыданий голосом он произнес:
– И в черную книгу… посмотрите сами… всегда только ме… меня… записывают… Все я… один я… хуже последней собаки…
Бока спокойно заметил:
– Перестань сейчас же реветь или уходи. С карапузами мы не играем.
Слово «карапуз» возымело нужное действие. Бедный маленький Немечек, не на шутку испугавшись, перестал плакать. Капитан положил ему руку на плечо:
– Если будешь хорошо себя вести и отличишься, уже в мае будешь офицером. А пока временно оставайся рядовым.
Остальные одобрили это решение. В самом деле, если и Немечека произвести сегодня в офицеры, тогда уж действительно ничего не выйдет: некому будет приказывать.
– Рядовой, очините карандаш! – раздался резкий голос Гереба.
Немечеку сунули в руку карандаш Вейса, острие которого обломилось в кармане, среди шариков. Бедный рядовой с мокрым от слез лицом послушно взял карандаш и, встав «смирно», принялся точить, точить его, время от времени еще судорожно всхлипывая, как всегда после долгого плача, и всю свою печаль, всю накипевшую на сердечке горечь вложил в оттачивание этого карандаша «Хардмут» номер второй.
– Го… готово, господин старший лейтенант.
Он отдал карандаш и, глубоко вздохнув, оставил пока надежду на повышение.
Роздали листки. Каждый отошел с ним в сторонку, каждый уединился: дело ведь большое и важное! Затем рядовой стал собирать записки, бросая их в шляпу. Когда он, обходя всех со шляпой, поравнялся с Барабашем, тот подтолкнул Колнаи:
– Смотри, у Челе тоже засаленная.
Колнаи заглянул внутрь шляпы. И обоим стало ясно, что стыдиться им нечего. Уж если у Челе шляпа засалена, им сам бог велел.
Бока стал вслух читать записки, передавая их стоящему рядом Геребу. Всего оказалось четырнадцать записок. «Янош Бока», «Янош Бока», «Янош Бока», – читал он подряд. Потом вдруг «Деже Гереб». Мальчики переглянулись. Все поняли, что это бюллетень самого Боки: он из вежливости проголосовал за Гереба. Дальше опять пошло «Бока», «Бока». И вдруг снова: «Деже Гереб». И под конец еще раз «Деже Гереб».
Итак, за Боку – одиннадцать голосов, за Гереба – три. Гереб смущенно улыбался. Впервые за все существование союза пришлось ему вступить с Бокой в открытое соперничество. Эти три голоса были ему приятны. А Боку два из них больно задели. Несколько мгновений он стоял в раздумье, стараясь угадать, кто же эти двое, которым он пришелся не по сердцу. Потом, оставив эти попытки, объявил:
– Значит, президентом избран я. Все снова закричали «ура», а Чонакош опять свистнул. Немечек, хотя у него еще слезы на глазах не просохли, кричал с огромным воодушевлением. Уж очень любил он Боку. Президент сделал знак рукой, призывая к молчанию.
– Спасибо, ребята, – сказал он. – А теперь к делу. Я думаю, всем ясно, что краснорубашечники хотят захватить наш пустырь и штабеля. Вчера Пасторы отняли у наших шарики; сегодня Фери Ач прятался здесь и унес знамя. Рано или поздно они нагрянут и постараются прогнать нас отсюда. Но мы этого места не уступим.
– Да здравствует пустырь! – гаркнул Чонакош во всю глотку.
Вверх полетели шляпы. Все с восторгом подхватили:
– Да здравствует пустырь!
Собравшиеся озирали это чудесное, широкое пространство, освещенные весенним солнцем дровяные штабеля, и по глазам их было видно, что им дорог этот клочок земли и, если понадобится, они будут за него бороться. Это было что-то похожее на любовь к родине. Каждый восклицал: «Да здравствует пустырь!» – с таким чувством, как если бы кричал: «Да здравствует родина!» Глаза у всех блестели, сердца переполнились.
Бока продолжал:
– Мы сами пойдем к ним в Ботанический сад, прежде чем они явятся сюда!
В другое время такой дерзкий план, пожалуй, остановил бы многих. Но в этот миг общего воодушевления все в едином порыве воскликнули:
– Пошли!!!
А поскольку все решили идти, Немечек тоже крикнул: «Пошли!» Ему, бедняге, все равно придется тащиться позади с шинелями господ офицеров. И еще один сиплый голос донесся от штабелей. Он тоже воскликнул: «Пошли!» Все повернулись в ту сторону. Это был словак. Он стоял с трубкой во рту и ухмылялся. У ног его застыл Гектор. Мальчики засмеялись. А сторож, передразнивая их, подбросил шляпу в воздух и рявкнул:
– Башли!
На этом официальная часть кончилась. Пришла очередь лапты. Офицеры наперебой стали кричать
