с год очень модным считается «Пирамид» — тесная темная дыра бар-диско на авеню А. Приятелю моего приятеля двухметровому шведу запустили в живот нож, когда он вздумал пройтись от «Пирамид» в более обжитые районы Веста. Находясь на одной широте с Гринвич Вилледж, «Пирамид», однако, находится на другой долготе. Модный в самом конце семидесятых годов «Клаб Мадл» также находился за Канал-стрит, на территории, более подходящей как сценическая площадка для съемки фильмов ужасов, чем для размещения модного ночного клуба… До этого «Ошэн клаб»…
«Эксцесс», куда мы вскоре приехали, хотя бы помещался на достаточно освещенной стрит. У входа, озаряемого нарочито неистовыми неоновыми огнями, — стилизация под начало шестидесятых годов, — время нейлоновых рубашек, узких брюк, набриллиантиненных волос и неона, — болтались без дела, стояли группками стилизованные под начало шестидесятых годов юноши и девушки. Я и Эвелин, показалось мне, были в сравнении с ними несколько более зрелыми, чем необходимо. В неоновом свете входа и полутьме внутренностей «Эксцесса», куда мы отважно шагнули, — Эвелин впереди, я — сзади, я легко утерял десять лет возраста, боюсь, однако, что Эвелин свои лишние десять не утеряла.
Маленький Эдвард и Ричард были уже там, но Жигулина уже не было. Он, усевшись за руль, отправился за «френд-герлс», плюс по дороге он собирался захватить модель «с очень самоубийственными тенденциями», сочувственно сообщил мне Ричард.
Внутри «Эксцесс» был плотно начинен такими же юношами и девушками, как и те, кто стояли снаружи. Многие из них напоминали известных киноактеров или ту или иную звезду рок-энд-ролла. Промелькнул, испуская вокруг себя сияние, или сам Билли «Зэ Идол», со тщательно ухоженной золотой шевелюрой, или его удачный подражатель. «Это Билли Идол?» — спросил я Ричарда. «Очень может быть, — заметил Ричард и добавил: — Никогда не знаешь».
Мы как будто бы собирались ужинать. Или обедать. Что мы собирались делать, в действительности было известно одному только Жигулину — нашему вождю и организатору всех наших передвижений. Маленький Эдвард сообщил, что Жигулин уже заказал для нас столик, но что все места заняты, и мы на очереди, и столик освободится только через сорок минут минимум, а вернее всего, через час. «Почему бы нам не поехать в другое место? — предложил я.
— У нас же есть машина». — Все посмотрели на меня, как на сумасшедшего.
«Ты хочешь уйти из „Эксцесса“? — спросил Ричард, пораженный. — Но мы должны дождаться Сашу?..» — быстро добавил он, увидев, что я с критической усмешкой разглядываю внутренности «Эксцесса» и их содержимое.
Уйти из «Эксцесса»? Какой ужас!.. Небольшое пространство вокруг бара было битком набито телами, и несчастные посетители должны были прижимать свои дринки крепко к груди, чтобы не разлить их в момент, когда очередной пришелец протискивал свое тело между другими телами. Дальний край толпы терся спинами и боками о первые столики и стулья ресторана и о спины и локти поздно обедающих других «претендэрс»-выпендрежников. Метрдотель — мордастый парень в черном жилете и черных брюках выкрикнул «Лейбовиц!» и тотчас убежал в кухню. Толпа засуетилась, и сразу несколько человек ринулось к столикам из толпы. Метрдотель опять появился и растерянно уставился на сразу нескольких Лейбовицев, нагло глядящих на него. «Столик на двоих? — переспросил мордатый, заглянув в книжку. — А вас? — Он пересчитал столпившихся перед ним лейбовицев. — Пять». Оказалось, что один Лейбовиц был фальшивый, и с ним были двое друзей. Настоящий Лейбовиц показал мордатому мэтру свои водительские права, и ненастоящий Лейбовиц был изгнан, хитрец, обратно в толпу.
«Полным полно претендэрс», — обратился я к Ричарду, вздохнув. Ричард кивнул, но, разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы покинуть модный в этом сезоне «Эксцесс».
«Хочешь квайлюд?» — прошептала Эвелин, вернувшаяся из туалета.
«Хочу», — заявил я, и она горячей рукой сунула мне в руку квайлюд. Я бросил квайлюд в рот и, с трудом протиснув руку вниз, толпа сдавила нас еще сильнее, пожал благодарно горячую руку драг- дилера.
«Выпьем?» — предложил я команде.
«Выпьем», — согласился Ричард, записывая что-то в записную книжку. Книжку он небрежно положил на плечо маленького Эдварда, который затих, очевидно, с нетерпением ожидая обещанных «френд-герлс». Я заглянул в книжку. Ричард писал стихи!
Мы протиснулись к бару и заняли единственно доступное более или менее место — у входа в бар. Доступным оно было потому, что официанты все время сновали в бар и из бара и, очевидно, привыкнув к жесточайшим условиям труда в «Эксцессе», не всегда оповещали стоящих на их дороге посетителей о своем приближении. В результате пиво маленького Эдварда, за которое после некоторого всеобщего замешательства заплатил я, выплеснулось ему на тишот. Эвелин тоже пригубила пиво, я и Ричард пили джин-энд-тоник, становилось душно. Все более душно, говоря точнее, потому что вначале тоже было плохо. Ричард, взяв джин-энд-тоник, протискался постепенно, поскребывая ручкой голову, к входной двери «Эксцесса», и мне от бара было видно, что он уселся там в нише окна за дверью и продолжил сочинение поэмы. Может быть, поэма была об «Эксцессе». Эвелин, таща за собой сквозь толпу свою сумку, опять отправилась в сторону туалета. Мы с маленьким Эдвардом остались вдвоем, прижатые друг к другу животами.
«По-моему, она ходит в туалет колоться, — сказал маленький Эдвард. — Героином, я думаю, или героином с кокаином. Прошлый раз, когда она вернулась из туалета, рукав ее рубашки был в мокрых пятнах на сгибе, как кровь… Темные пятна…»
«Может быть, — сказал я, философски пожав плечами. Наблюдательность маленького Эдварда меня раздражала. — Что мы можем сделать в любом случае?» — добавил я, так как маленький Эдвард все еще вопросительно глядел мне в глаза. — «Может, она бегает в туалет отлить, может, у нее слабый мочевой пузырь…» — закончил я зло. Маленький Эдвард в Нью-Йорке не в первый раз, но ему все еще мерещатся наркоманы-джанки в каждом мирно глотающем квайлюды драг-дилере. Когда вернулся злой и одинокий Жигулин, мы с Эвелин откланялись. Я понял, что далее меня ожидает бессмысленное таскание по ночи в компании нервных, желающих поебаться молодых людей, и только.
«Слушай… — обратился я к Эвелин, — поедем к тебе. — И добавил: — Если ты не возражаешь».
«Поедем, — согласилась Эвелин. — У меня есть четыреста квайлюдов, пол-паунда кокаина, и если ты любишь мескалин…» — Она засмеялась, она счастлива была поразить меня изобилием наркотиков, имеющихся в нашем распоряжении. «А трава есть?» — спросил я.
«Есть, — заверила она. — Хорошая, для гостей… Я не курю. Только дурь от нее в голове. Лоу-класс драг».
Мы попрощались с ребятами. Ребята каждый криво улыбнулись. У Жигулина уже была какая-то новая идея по поводу того, как с наибольшей пользой провести остаток ночи, и они тоже покинули «Эксцесс», устремившись к своему «конвертабл». Маленький Эдвард, выпивший еще пару скотчей, платил уже Ричард, скользнул по нам с Эвелин пьяными глазами, покачал головой и расхохотался.
«Дурак, — подумал я снисходительно. — Я еду туда, где есть полпаунда кокаина, мескалин, четыреста квайлюдов, трава… и пизда. А ты, маленький Эдвард, куда едешь ты?»
В «бьюике» Эвелин дала мне еще один квайлюд.
Она жила теперь в Бруклине. До этого она жила в Манхэттане, но теперь она купила «бьюик» и живет в Бруклине.
«Это недалеко», — сказала она заискивающе. «Не имеет значения», — заверил ее я. После всех квайлюдов и чего там еще того, что она принимала в себя в туалете, ее слегка пошатывало, и она стала шепелявить. Но, сев за руль, повела машину резко и уверенно.
Через пятнадцать минут мы уже были в тихом провинциальном городке, вдалеке от новой волны, эксцессов и Билли Идола.
В квартире (путь туда был обычный, — заплывший от множества слоев краски холл, две несвежие пальмы, колонны, элевейтор с якобы сделанными из нержавеющей стали дверьми, три крепких с бронзовыми язычками замка) она плюхнулась на кровать, перевернулась на спину и выдохнула облегченно: «Уф — ф!» Я подошел и как мог нежно поцеловал ее, склонившись над нею. Закрыв при этом глаза. Я знаю, что молодых женщин следует целовать страстно, женщин же ее возраста следует целовать нежно, жалея их за их усталость.
«Понюхаем? — предложила она. — Я нуждаюсь в энергии». — Разумеется, я согласился. Сколько себя
