заставить ее замолчать, а она все порывалась кричать. И я случайно, не рассчитал силы... – Он в отчаянии смотрел на свои руки, вытянув их перед собой.
– Но зачем же вы вновь и вновь убивали ни в чем не повинных девушек? Тут уж на случайность никак нельзя сослаться, – перебил его Гоголев.
– После того случая со мной что-то произошло.
С Олей я испытал такое, чего раньше никогда не было. Прошла всего неделя, и вдруг у меня опять возникло такое острое желание, что я не мог с собой совладать.
Я тогда как раз слушал музыку Шопена, фортепьянный концерт. В тот раз музыка показалась мне такой эротичной... Я стал вспоминать ощущения, которые испытал с Олей тогда, в лифте. И пошел гулять. Забрел в один двор, зашел в подъезд. И тут появилась она.
Со скрипкой в руке. Она меня не видела. На меня накатило что-то страшное, я не смог противиться этому... – Каледин заскрипел зубами. – Со мной потом каждый раз такое происходило...
Турецкий выключил магнитофон.
– Все, на сегодня хватит. Позовите конвой.
Каледин покорно встал, руки у него повисли, как плети, но конвоир велел заложить их за спину и увел Каледина. В дверях тот на секунду остановился и затравленно оглянулся на Турецкого, как будто искал у него защиты. Турецкий отвел взгляд.
– А работы нам с ним предстоит – врагу не пожелаешь. Это же сколько еще выслушивать о его мерзостях! – покачал головой Гоголев.
– Зато теперь любимый город может спать спокойно, – оптимистично заявил Грязнов. И окинув взглядом оперов, удивленно спросил: – Мужики, да вы чего? Такое дело провернули! А гулять? Кто обещал ящик «Путинки» выставить, когда убийцу найдем?
Все заговорили разом, вышли толпой в коридор, поджидая Гоголева, который замешкался, запирая свой кабинет на ключ. Когда все спустились на улицу и на минуту остановились, с наслаждением вдыхая влажный после дождя воздух, молоденький дежурный посмотрел с уважением на «важняков» и подумал: «Закончу юрфак, поднаберусь опыта и тоже раскрою какое-нибудь такое запутанное дело, что все только ахнут!»
Через два дня опергруппа Турецкого уезжала с Московского вокзала в родной город. Турецкий должен был задержаться еще ненадолго и напутствовал друзей:
– Не забудьте Ирке передать, что я аки ангел небесный – скромен и верен, а также неподкупен, чего и ей желаю.
Поезд тронулся, все стали махать друг другу руками, а Галя – картинно прикладывать к сухим глазам носовой платочек. Турецкий не удержался и схулиганил:
– Прощай, любимая, береги мою жену! Не рассказывай ей ничего! Я больше так не буду!
Галя погрозила ему кулаком и рассмеялась.
– Ну как там мой подопечный? – спросил Турецкий у Гоголева.
– Дает показания. Мы его каждый день вызываем, на каждом допросе только по одному эпизоду выдерживает. Потом рыдать начинает.
– А психиатрическую экспертизу намечаете?
– Вчера провели. Конечно, мужик со сдвигом. Захочешь, приходи почитать заключение психиатрической экспертизы. Кстати, Саша, а как твоя проверка? Закончена?
Турецкий хитро улыбнулся:
– Так у меня же комплексная! У меня к тебе тоже вопрос на засыпку – придумал подарок моей Ирке?
– Конечно! Цветы. И только цветы. Но столько, чтоб она в них утонула. Купи ей бадейку с цветами. Женщины это любят.
Они пересекли площадь и направились к машине, в которой сидел красавец Василиса. И глаза его были печальны.
