бульдогов.
— Понял, через 5 минут начинаем штурм, если будут какие-то изменения, сразу докладывайте.
— Было б сказано.
— Бульдоги 1, 2. Доложить готовность, — вызвал капитан группы захвата
— Копеечка готова.
— Двоечка почти… минутку, — в рации послышался характерный при сморкании звук. — Теперь, готова.
— Что за шутки, остряк?! — возмутился (вполголоса) Гусев. — Хочешь, чтоб люди за окнами вздрогнули?
— Да мы тут с самой задницы заходим, можно хоть песни петь, никто ухом не поведет.
— Смотри, не ошибись. Запалы 1, 2. Доложить готовность…
Директор отстегнул Полынцева от батареи (но оставил в наручниках) и, притянув к себе, хищно прошипел:
— От меня, ни на шаг. И заруби на носу, если ваши сунутся, — первая пуля твоя. Хорошо меня понял?
— Ну, — грустно выдохнул Андрей.
Тем временем на связь вышел переговорщик с очередным предложением:
— Мы предоставим вам машину в обмен на одного заложника. Соглашайтесь — это хороший обмен.
— Нет, — отрезал Кривенко. — Только на моих условиях.
На этом штаб посчитал первую и самую длинную часть операции законченной. Наступил черед второй, самой короткой.
Через секунду после слова 'нет' на улице жахнуло так, что Полынцеву показалась, будто в дом отстрелялась армейская установка 'Град'. Ухнуло в одном окне, во втором, в третьем. Решетки обвалились вместе с кирпичами. Жалюзи сдуло, точно спички ветром. Рамы влетели в комнату наперегонки со стеклами.
Андрей ждал начала штурма, но не думал, что оно будет таким нервно-паралитическим. О том чтобы упасть на пол и откатиться в сторону (как делал на учениях Гусев), не могло быть и речи — тело заклинило намертво.
В следующий миг с грохотом отскочил кусок дальней стены. В образовавшемся проеме что-то мелькнуло, и помещение озарила нестерпимо яркая вспышка. Слепящая молния заставила сжаться даже ладони.
Полынцеву захотелось взвыть от боли — глаза будто ошпарило кипятком.
Тут же раздался жуткий взрыв: сухой, режущий, невыносимый для ушей. Казалось, от него должен рухнуть дом. Но не рухнул, устоял.
Слух осел почти до нуля. Зато неожиданно вернулось зрение. Зайчики, скакавшие в глазах целыми табунами, вдруг, словно кого-то испугавшись, сиганули в разные стороны. Мгновение спустя, стало понятно, кого.
В окнах появились люди-кошки — быстрые, ловкие, пружинистые, в черной, отливающей сталью, форме. Они в доли секунды сориентировались в обстановке и, заметив у пальмы две зачарованные фигуры (одна держала пистолет у виска другой), стремглав бросились к ним.
Теперь было самое время нырять, как говорил Гусев — 'освобождать спецуре цель'. Подломив одеревеневшие ноги, Полынцев грохнулся на пол и откатился в сторону. Вслед прозвучал выстрел. Не успел, гражданин Кривенко, проспал. Гусев был прав: 'Зазор, плюс реакция'.
Из проема в дальней стене зала вынырнула вторая группа черных кошек. В то время, как первая устремилась к директору, эта рассыпалась по комнате и, заблокировав выходы, взяла бандита в кольцо. Один из собровцев тенью метнулся к Андрею и, навалившись сверху, прикрыл его собой.
— Жив? — громко спросил боец.
— Ага, — просипел Полынцев.
— Лежи спокойно, а то шальную словишь.
— А вы?
— Работа у меня такая.
Дверь с надписью 'Бухгалтерия' вдруг ожила и принялась отталкивать от себя выстроенную директором баррикаду. В появившемся просвете показалась нога в черном ботинке. Это врывалась третья команда штурмовиков.
Кривенко, швырнув пистолет в сторону, истошно завопил:
— Не стреляйте, я без оружия!
— Руки за голову! — крикнул подбежавший к нему собровец.
Но директор и не подумал выполнять команду. С диким воплем, выставив перед собой локти, он бросился к окну…
Дальнейшую картину Андрей и поднявшийся с него боец наблюдали с удовольствием, потому что футбол любили с детства.
Обогнув первого спецназовца, и ощутив спиной, удар вдогонку, Кривенко вылетел на второго. Получив ботинком в грудь, отскочил к третьему. Здесь проглотил сразу двойную порцию: каблуком в живот и носком в челюсть. К четвертому подкатился уже в согбенном виде и без прежней удали. Отхватив утешительный пендель в кобчик, тихо слег и на том успокоился.
— Странные люди, ей Богу, — сказал Гусев, снимая шлем. — Куда-то все бегут, торопятся. Давно сесть пора, угомониться. Ну что, — взглянул он на часы, — 7 секунд на операцию — норма.
— Как учили, — пробасил коренастый собровец, защелкивая наручники на запястьях директора.
— Ты живой там, сынок? — посмотрел капитан на лежавшего у стенки Полынцева. — В штанишки часом не набрызгал?
— Не-а, — бодро ответил Андрей, поднимаясь с пола. — Я, честно говоря, думал, вы его убьете.
— Для этого хватило бы и одного человека, а нас тут, вишь, скока собралось. Его счастье, что пистолет вовремя скинул — спецназ в безоружных не стреляет и лежачих не бьет, запомни это, сынок, и другим расскажи.
— А я не спецназ, — еле слышно пробормотал Полынцев и, подойдя к директору, со всей силы врезал ногой в его тренированный живот. — Это тебе за мои ребра, гнида.
Глава 23
Журавлев и Фокин с выпученными глазами, пихая и отталкивая друг друга, вбежали в фойе 'Кроны'.
— Андрюха, живой, е-мое! — радостно воскликнул Олег, подхватив Полынцева на руки. — А я уж, признаться, думал, того.
— Молодец, Андрюша, молодец! — запрыгал вокруг подчиненных Чупачупс. — Я знал, что в тебе не ошибся, знал. А где Тимохин?
— Убили его, — понуро сказал Андрей, — вон там, у стены лежит.
Игорь Витольдович по-женски ахнул и, прикрыв рот кулачком, нерешительно направился к телу.
Фокин опустил Полынцева на землю и, окинув взглядом разгромленный, с выбитыми окнами, переломанной мебелью и обрушенной стеной, холл, покачал головой:
— Слушай, здесь, конечно, все, как надо разнесли, можно было и побольше, а урода этого хоть пристрелили?
— Не-а, живой. Его собровцы в кабинет Батюшкина занесли, чтобы особо-мстительные сотрудники не порвали.
— Правильно сделали, а то б я ему башку разом из туловища выкрутил. Как Тимоша-то погиб?
— Героически погиб, молодец. Сноровки малость не хватило, просто не знал, с кем дело имеет.
