– Понятия не имею, что происходит. Гадать в такой ситуации мне кажется неразумным.
После этой фразы г-н Мясников замолчал, и присутствующие еще раз убедились в том, что он недолюбливает губернатора Контату. Все знали, что Контата и Мясников учились в городской гимназии, и как-то в выпускном классе шестнадцатилетний Ерофей жестоко избил однокашника Кирилла (имя Мясникова) за какую-то гадость. С тех пор минуло сорок лет, но неприязненные отношения сохранились.
– На мой взгляд, – заговорил митрополит Ловохишвили ровным и хорошо поставленным голосом, – на мой взгляд, не самое главное – определить причину происходящего, а главное в том, каково будет следствие этой причины.
Все присутствующие посмотрели на руки митрополита, пальцы которых щелкали бусинами четок. Щелк длинным отполированным ногтем… Щелк!..
Чашка с кофе перед митрополитом стояла нетронутой. Кофе уже не дымился и освободился от пенок.
– Если человек лишил жизни другого, – продолжил Ловохишвили, – то нужно знать причину душегубства для того, чтобы повесить убийцу или смягчить ему наказание. Куда сложнее следствие убийства. Сироты, вдова, смятение душ…
Митрополит уронил четки на толстый ковер и наклонился за ними, бряцая крестом о массивный подсвечник с львиными лапами.
Возникла тягучая пауза, и было видно, что губернатор Контата раздражен. Он шевелил кожей на голове, отчего кудряшки перманента потрясывались.
Наконец митрополит поднял с пола четки, но продолжать свою мысль не собирался вовсе.
– Ну-с, господа! В конце концов, так нельзя, в самом деле! – не выдержал скотопромышленник Туманян. Он взмахнул копной черных как смоль, длинных, как конская грива, волос и сверкнул очень красивыми глазами. Г-н Туманян был самым молодым членом городского совета, а потому часто распалялся. – В конце концов, мы городской совет! Давайте говорить без обиняков, безо всякого там аллегорического смысла с потугой на философию!.. Никаких убийств нету, нет сирот и вдов! В городе куры, миллионы кур!..
Митрополит Ловохишвили обиделся:
– Мы должны дать населению ясный ответ, что происходит!
– А мне кажется, я понял аллегорию митрополита, – сказал г-н Персик, поднимаясь со своего кресла. – Смысл крайне прост: факт произошел, и если наука не может дать исчерпывающего ответа на произошедшее, то мы должны просто озаботиться следствием, а именно: что делать с таким количеством кур!
Митрополит Ловохишвили с благодарностью посмотрел на г-на Персика.
– Плохо или хорошо, что в городе сосредоточилось такое количество кур?! – продолжил с каким-то нервным воодушевлением г-н Персик, обращаясь сразу ко всем. – А что, Господи Боже мой, страшного произошло?!. Ну, куры в городе, ну, много их…
– Не много, а миллионы, – встрял г-н Бакстер.
– Прошу не перебивать меня! – взвизгнул Персик.
– Действительно, – поддержал в свою очередь оратора Ловохишвили. – Какое-то неуважение. Странное дело, когда что-нибудь сказать нужно, вас, уважаемый, не слышно и не видно… А перебить, так сказать, сбить оратора с мысли – вы всегда тут как тут! Нам всем сейчас нелегко… Удивительно, какая бесцеремонность!..
– Что вы имели в виду? – Бакстер угрожающе посмотрел на митрополита, краснея толстой шеей.
– Вы прекрасно понимаете, что! – не испугался митрополит и звучно щелкнул четками.
– Господа, господа!.. – В голосе губернатора отчетливо слышалось недовольство.
– Оставьте наконец свои стычки! Давайте решать дело, а уж после бить друг другу морды!.. Тем более, господин Бакстер, я не сомневаюсь в исходе кулачного боя между вами и митрополитом. В митрополите как-никак два центнера…
После слов губернатора митрополит Ловохишвили совсем расслабился, а г-н Бакстер еще более покраснел, но сделал вид, что ему на все плевать, и стал смотреть в окно. Г-н Бакстер был небольшого роста, с толстым пельменным телом и физической мощью не отличался. Зато его отличало сказочное состояние.
– Продолжайте, г-н Персик, – губернатор сделал приглашающий жест рукой и сверкнул совершенным изумрудом в изящном перстне.
– Итак, – собрался с мыслями г-н Персик, – а что, собственно говоря, плохого в том, что в городе миллионы кур? Я вас спрашиваю! – Он с вызовом оглядел присутствующих. – И заявляю – ничего!.. Даже больше того скажу: это хорошо, это замечательное явление. Наконец-то в городе достаточное количество мяса.
Наконец-то все будут сыты и перестанут бросать камни в огород городского совета!.. Господа, вы подумайте, какие перспективы перед нашим городом открываются. Вы только вдумайтесь – миллионы кур!.. Да мы построим мясоперерабатывающий завод, будем производить куриную колбасу и всякие там котлеты и пироги… Да что там пироги!.. Мы откроем консервный завод и будем экспортировать куриное мясо по городам и весям… А пух? А перо? Подушки, перины, всякое там… – он запнулся, – прикладное искусство… Да это же сказочное пополнение нашего бюджета… Миллиарды яиц в месяц!.. Вдумайтесь в эту цифру, господа! По гривеннику за дюжину! – Г-н Персик запыхался и переводил дух.
– А что, в этом что-то есть, – задумался Ерофей Контата.
– Сто миллионов рублей за миллиард яиц, – изрек г-н Бакстер, сразу забыв про все обиды. – Я вкладываюсь в предприятие. Миллион.
– Я тоже вхожу в дело миллионом, – гордо объявил скотопромышленник Туманян. В его красивых армянских глазах взошло южное солнце.
– Считайте и меня компаньоном, – подал голос г-н Мясников.
– Часть дивидендов прошу зарезервировать на реставрацию Плюхова монастыря и на поддержание жизненного уровня двадцати пяти монахов. – Митрополит Ловохишвили взялся обеими руками за крест и перекрестил всех собравшихся с особым воодушевлением.
– Я тоже вхожу в дело, – гордо заявил г-н Персик, отдышавшись.
– Позвольте спросить, чем? – Губернатор еще раз продемонстрировал собравшимся сияние изумруда и суровый взгляд своих глаз.
– Как – чем? – растерялся г-н Персик. – Что вы имеете в виду?
– Какие средства вы собираетесь вложить в предприятие?
Все прекрасно знали, что г-н Персик был бедным инженером, средств у него не было и попал он в городской совет лишь благодаря настояниям мещанского собрания. Теперь г-н Персик стоял столбиком и растерянно хлопал глазами.
– В предприятие он войдет интеллектуальной собственностью, – заявил митрополит. – Все-таки это его идея как-никак. С этим нужно считаться.
– Один процент, – резюмировал г-н Бакстер. – А реставрацию монастыря проведем, как и запланировано, через три года. На то и жизнь монашеская, чтобы терпеть лишения.
– Позвольте!.. – возмутился Ловохишвили.
– Я согласен на один процент, – сказал г-н Персик и сел, не глядя на митрополита.
– Позвольте! – повторил митрополит.
– С вами позже, – прервал губернатор. – Не волнуйтесь, отец, вас не оставят и без вас не обойдутся.
– Я думаю. Мнение церкви в этой ситуации отнюдь не маловажно. Может возникнуть молва, что предприятие не богоугодно, а народ наш религиозен, горяч не в меру, мало ли что случится со строительством…
– Один процент, – отчеканил Бакстер. – За шантаж.
– Семь.
– Хватили, святой отец! – возмутился г-н Мясников и сощурил свои татарские глаза. – Я деньги вкладываю, а вы лишь мнение создаете! Эка наглость! Что за люди нас окружают!..
– Два процента.
