ночам, похудел, побледнел и постоянно хотел есть: мать перестала готовить, ходить по магазинам и убирать квартиру. Ему пришлось чересчур тяжело: очень привязанный к матери и брату, Андрюша долго чувствовал себя маленьким, младшим, ничего не умел… Его опекали, баловали, лелеяли. До дня гибели брата.
В детстве Андрей любил забираться в шкаф, где висели платья матери, и с удовольствием их обнюхивал. Платья и кофточки пропитались чудесными духами.
— Мамой пахнет! — бормотал про себя Андрей. — Мамой…
Когда ему было четыре года, мать неожиданно отрезала свою удивительно красивую, тяжелую, толстую косу, дважды обвивавшую голову. Увидев мать, вернувшуюся из парикмахерской, Андрюша бурно, истерично зарыдал, закрыв руками лицо.
— Ты стала ненастоящая мама! — кричал он, топая ногами. — А была настоящая! Пусть коса вернется, пусть она вернется скорей! Куда ты ее дела? Я не хочу такую маму, не хочу!
Испуганная мать пообещала сыну снова вырастить косу. И свое обещание сдержала. У нее были изумительные волосы, которые унаследовал Андрей.
Учиться после смерти брата он уже не мог. Перестал ходить в школу, делать уроки, начал избегать и сторониться приятелей во дворе… Учителя напрасно взывали к разуму матери: совершенно обезумевшая, она продолжала непрерывно возить Андрея на кладбище. Потом мать бросила работу — все равно ходить туда у нее не было ни времени, ни желания, ни сил. И стала просить милостыню в поездах метро. Конечно, вместе с Андрюшей. Он всю жизнь потом не переносил московскую подземку и старался ездить наземным транспортом: черный детский ужас охватывал его всякий раз на перронах и в тоннелях.
Мать толкала Андрея вперед и тягуче, хрипловато рассказывала о смерти мужа и старшего сына, о своей тяжелой, неизлечимой болезни, об одиночестве… И заставляла младшего вторить ей, повторять заученные, страшные слова и выклянчивать деньги у пассажиров, смотревших с недоверчивым презрением. В мире больших людей Андрей чувствовал себя лишним и никому не нужным.
Несмотря на то, что милостыню подавали, в доме все равно нечего было есть. Скорее всего, Андрей просто бы умер от голода, бесприютности и отчаяния, если бы однажды ночью с матерью не случился тяжелейший приступ астмы. Перепуганный мальчик в ужасе заколотил кулаками в дверь соседей — вызвали 'скорую', и мать увезли в больницу.
Андрей оказался в тишине и пустоте. Соседи предложили ему на время переехать к ним, но он сразу сообразил: им не слишком хочется обременять себя присутствием чужого человека, и решил жить в грязной, запущенной квартире. Он четко понял, что ему не к кому обратиться за помощью, хоть кричи на весь белый свет. У них не водилось ни родственников, ни близких друзей. Мать была замкнута по характеру, брат несколько лет назад переехал к женщине… Даже гостей в их доме никогда не бывало.
Ему недавно исполнилось десять лет. И он остался совершенно один на Земле.
Сначала Андрей попытался найти деньги. Ведь где-то мать должна их хранить. Он перерыл все ящики, вывернул все карманы, зачем-то перетряхнул даже книги в шкафу — денег нигде не было. Андрей сел за стол и заплакал. Он не знал, что делать, и мечтал о тарелке горячего супа. Попросить еду у соседей он стеснялся, а главное, давно считал унижением клянчить у малознакомых.
Неужели в доме совсем нет никаких денег? И тогда Андрей вспомнил про сумочку матери. Сумочку, кажется, она не взяла с собой в больницу. Да и вообще мать унесли из квартиры на носилках, в полубессознательном состоянии. Черная такая, небольшая сумочка… Мать всегда с ней ходила.
Андрей вскочил и бросился искать сумку. Она нашлась довольно быстро: просто незаметно висела в шкафу. Андрей вытряхнул содержимое сумки на стол: посыпались ключи, косметика, кошелек… Андрей схватил его и радостно взвизгнул: кошелек оказался битком набитым смятыми, грязными бумажками. И множеством мелочи. Наверное, этого хватит надолго. Во всяком случае, до того дня, когда мать вернется домой из больницы. Кроме кошелька и ключей на столе валялись сберегательная и записная книжки. Андрей осторожно взял первую и открыл. И восхитился: там красовалась старательно выведенная очень большая сумма, и если ее получить… Андрей бережно отложил сберегательную книжку в сторону и открыл записную. Незнакомые фамилии и имена на каждой странице… Он не знал никого. А может, взять и позвонить по одному записанному здесь номеру? Ведь эти люди наверняка хорошо знакомы с его мамой и обязательно помогут ему… Ну конечно…
Андрей задумчиво рассматривал записи. Чей номер набрать? И что сказать, когда поднимут трубку? Он выбрал наугад: зачем долго зря гадать и размышлять, все равно ему ничего неизвестно. Ответили не сразу — за окном уже давно была ночь. Он совсем забыл об этом.
— Говорите! — наконец произнес в трубке мужской недовольный голос. — Я вас очень внимательно слушаю!
Андрей растерялся и молчал.
— Говорите, раз позвонили в неурочное время! — раздраженно и строго повторили в трубке. — Пока мне вас совершенно не слышно!
— Это Андрей! — волнуясь, торопясь и сбиваясь, заговорил мальчик. — Маму увезли в больницу! Я не знаю, что мне делать… Тут написано, что вы — Степан Николаевич Юрасов…
— Верно, я — Степан Николаевич Юрасов, — голос в трубке помягчел. — А ты, значит, Андрей… Очень хорошо. А как твоя фамилия и почему тебе не спится?
— Литвиненко… — прошептал Андрей. — Я Литвиненко. Маму увезли сегодня в больницу… Дома больше никого нет… Я нашел ваш телефон в маминой записной книжке…
Мужчина помолчал.
— Назови мне свой адрес, Андрей, — сказал он. — И не пускай в квартиру никого, кроме меня. Я на машине и скоро буду.
Он действительно приехал очень быстро. Андрей ждал его, в тревоге не отходя от двери.
Степан Николаевич оказался изящным, высоким, темноглазым человеком с большими залысинами. Он привез множество пакетов с домашними пирожками, колбасой и сыром и долго кормил мальчика, который никак не мог наесться. С набитым ртом, невнятно и поспешно, глотая слова, Андрей рассказывал новому знакомому о брате, матери, кладбище. И о страшном незабываемом метро. Степан Николаевич слушал молча, не перебивая, и смотрел в стол, изредка потирая пальцем грязную клеенку. Когда мальчик, наконец, выложил все, что хотел, Степан Николаевич сказал:
— Вот что, Андрей, давай собирай свои вещички, квартиру мы крепко-накрепко закроем и поедем ко мне. Поживешь у меня, пока мать не поправится. Так будет лучше и спокойнее.
И Андрей переселился в шикарные апартаменты — кирпичная башня недалеко от Проспекта Вернадского.
Утром он хорошенько рассмотрел новое жилище. Квартира была огромная, мебели немного, зато все полы застелены коврами и паласами. На стенах — большие цветные фотографии танцевальных пар в ярких красивых нарядах.
Степан Николаевич жил один, но через день приходила словоохотливая женщина, его сестра, Мария Николаевна или тетя Маша. Она казалась Андрею старушкой, хотя ей вряд ли в те годы сравнялось сорок пять. Возрастные подробности выяснились значительно позже. Мария Николаевна убирала, готовила, кормила брата и Андрея, заодно рассказывая разные интересности и расспрашивая мужчин о жизни вдвоем.
Степан Николаевич был тренером по спортивным танцам, в прошлом — известный танцор с мировым именем, выпускник ГИТИСа и неоднократный победитель международных соревнований. В Москве у него несколько лет назад открылась частная, дорогая и престижная школа танцев, куда тщеславные родители рвались устроить детей.
Первые две недели Андрей лишь отъедался, отсыпался и смотрел телевизор и видеомагнитофон. Потом Степан Николаевич справедливо решил, что пора начинать заниматься делом. И Андрей отправился в школу, а заодно и на танцы. Танцевальная школа его потрясла. Огромный холодный зал с высоченными потолками, зеркалами на стенах и 'станками', мальчики и девочки, умеющие делать шпагат и часами тренироваться, тогда, как Андрей сначала просто уползал домой без всяких сил, особенно после упражнений на растяжку…
Степан Николаевич умышленно долго не возил его с собой на машине. Только через год-полтора, когда стало совершенно ясно: Андрей спортивные танцы не оставит ни за что, Степан Николаевич, молчаливо оценив и признав мастерство и труд приемного сына, разрешил ему ездить на занятия и
