– Прежде всего, у нас есть обязательства перед союзниками…
– Ерунда это! – резко вмешалась в разговор Чайка. – Как только ваш договор покажется совету невыгодным, его разорвут в ту же секунду.
– Здравствуйте, госпожа Чайка! – немедленно откликнулся Мирзой-бек. – Мне чрезвычайно приятно слышать ваш голос. У меня есть ваше изображение, и я счастлив, что ваш голос полностью соответствует вашей прелестной внешности.
– Оставьте комплименты Шайбе, – злорадно оборвала юная чародейка, – и слушайте внимательно. Вы что же, до сих пор не поняли, что происходит? Вы уже давно на поводке, Мирзой-бек, мать Шайба вертит вами и вашей империей, как пожелает. Это не вам, а ей нужно уничтожить меня. Ваши титулы просто мишура, вы даже не заметили, что попали в рабство!
– О-о!.. – потянул Мирзой-бек. – Мне жаль, что мы с вами враги, вас я с удовольствием взял бы на службу. Хотя учиться вам пришлось бы долго и старательно. Вы правы, меня не трудно взять на поводок, а вот государство… Власть в империи не раз захватывали всевозможные варвары, но всякий раз она выходила из этих испытаний более сильной. Мир уже никогда не будет таким, как прежде, но империя останется, потому что властью, в отличие от людей, нельзя вертеть. Власть первична, а все мы: люди и ведьмы, чернь и князья – существуем до тех пор, пока наша жизнь сообразна с требованиями власти. Неужто вы никогда не задумывались над этим? Это же основной вопрос политологии. А что касается лично меня, – усмешка Мирзой-бека пронеслась через полгалактики, – то у меня есть дивный ларчик из кости нарвала. Я храню там чужие мысли, те, что следует внимательно обдумывать, но не путать с собственными. Я достаточно ясно выразился?
– Нет. Но мои слова советую обдумать, не откладывая в долгий ларчик.
– Я это непременно сделаю. А вы, в свою очередь, подумайте о другом. Вы первая ведьма, заговорившая о гуманизме, должно быть, поэтому ваши соотечественницы так ополчились на вас. Вы не связали Влада Кукаша, хотя могли это сделать. Я даже соглашусь, что вы действительно его любите, хотя я не очень верю в любовь. И все-таки ваш гуманизм наигранный, в глубине души вы остались прежней ведьмой, для которой бесцельная борьба превыше всего. У Кайны, вашей подруги, было мгновение, чтобы уйти живыми, но Кайна предпочла погибнуть, лишь бы сжечь еще один земной корабль.
– Дура.
– Нет, не дура. Она свободная ведьма, и этим все сказано. И вы, Чайка, тоже свободная ведьма. Вечный бой слишком важен для вас. Будь иначе, вы бы приняли мой план: попытаться уйти самой и сохранить жизнь любимому человеку. Заодно были бы сохранены жизни тысяч солдат. Это был бы истинный гуманизм.
– Почему же вы сами не хотите сохранить жизни ваших солдат?
– Я хочу этого. Вы же видите, я стараюсь. Но я не гуманист, я всего лишь винтик великого механизма империи. Довольно важный, но винтик. Жаль, что вы не разбираетесь в технике, иначе бы вы поняли мою метафору. Государство – это такая машина… Она состоит из живых и разумных людей, хотя само государство мертво и совершенно бесчеловечно. Казалось бы, оно враждебно людям, но все-таки жизнь человеческая имеет смысл лишь в государстве, потому что один человек – ничто.
– Неправда. Есть семья, любовь.
– Да, я слышал о таких вещах. И все-таки человек – животное общественное. Даже семья не может прожить без общества.
– У нас получается.
– Тем вы опаснее. Хотя я почему-то уверен, что ваша самостоятельность лишь кажется вам. Пройдет немного времени, и вам станет нестерпимо одиноко, особенно если у вас не будет детей.
– У нас уже есть сын.
Мирзой-бек вздрогнул и едва не отпустил кнопку, которую изо всех сил вжимал в панель. Яркие огни на панели извещали, что флот и подразделения ведьм перестроили боевые порядки и удар может быть нанесен в любую секунду. Собственно, приказ атаковать был уже отдан, и сейчас лишь вдавленная пальцем кнопка заставляла десятки тысяч вооруженных людей ждать, пока не закончится никчемная беседа о любви и гуманизме.
– Это многое объясняет, – медленно произнес Мирзой-бек, – но не меняет совершенно ничего. Я понимаю, отдать сына… тяжело, почти невозможно. Но обречь его на смерть еще невозможнее. Вы никогда не выпустите ту силу, что так напугала неустрашимых ведьм, поэтому вашим мужчинам остается только сдаваться. А вы, если останетесь живы, будете знать, что ваш сын тоже жив. Я не людоед, милочка, и не мщу детям. Ваш сын вырастет, получит образование в лучшей школе; я сам когда-то кончал это училище…
– И станет важным винтиком вашей машины…
– Это будет зависеть только от него. Но я уверен, что ваш сын, Чайка, не может быть бездарностью.
– Я не согласна на такое будущее для моего сына.
– Очень жаль. Значит, у него не будет никакого будущего. Мои родители когда-то дали согласие, чтобы меня забрали у них, хотя они не нападали на имперские корабли и не взрывали опорные базы. Они всего лишь осмелились полюбить друг друга вопреки интересам империи. Именно в память о них я так долго разговариваю с вами и не спускаю со сворки своих солдат. Последний раз спрашиваю: вы согласны сдаться?
– Нет. Мы прорвемся все трое.
– Жаль, – рука поднялась, отпустив вжатую кнопку.
Все время беседы Влад и Чайка тоже не стояли, опустив руки, а вырабатывали план действий. Чайка должна покинуть корабль, рвануться к самому густому скоплению кораблей и швырнуть им навстречу заряну. По меньшей мере два линкора выйдут из строя, а значит, тормозное поле хотя бы на несколько минут будет нарушено. За эти минуты Влад должен успеть принять Чайку на борт, набрать скорость и уйти в инферно. Что будет дальше, они не загадывали. Ясно, что больше воспользоваться льготным временем Малой Луны не удастся, так что очень многое будет зависеть от того, куда их зашвырнет слепой случай. Но лучше полагаться на случай, чем на доброту Мирзой-бека.
Поспешно придуманному плану не суждено было осуществиться. Планы вообще осуществляются редко, а поспешно придуманные особенно. Первыми преподнесли сюрприз добровольцы с Новой Земли. Происходящее не было в глазах совета развлечением матери Шайбы. Покарать отступницу – нет дела более важного, и едва ли не весь высокий совет работал сейчас над этой задачей. Стороннему наблюдателю лишь казалось, что шестерки торпед бессистемно кружатся на дальних подступах к рушащимся островам. На самом деле там выстроилась сложнейшая фигура из ста одиннадцати правильных шестиугольников. Число, священное для всякого чернокнижника и смертельно опасное для того, кто вздумает не покориться лиходейской воле. Число зверской боли и нечеловеческого страдания.
На расстоянии в несколько световых недель даже шестьсот шестьдесят шесть ведьм не могли нанести удар достаточно точно, поэтому они били по объемам, захватывая заклинанием не только всю солнечную систему, но и ее ближайшие окрестности. Главное – зацепить, а там преступница уже не сможет сражаться, разве что бесцельно спалит саму себя невесть как пойманной заряной.
Чайка, уже шагнувшая было к технологическому отсеку, закричала и, изогнувшись, упала на пол. Неудержимые корчи выламывали ее тело, в душе не оставалось ничего, кроме боли. Так же точно, потеряв человеческий облик, кричал Влад, когда гранд-майор Кальве сладострастно убивал его своим бичом.
Влад врубил двигатели, стремясь уйти из-под неведомого и страшного удара, и катер дернулся было, потому что именно в эту секунду тормозные поля были выключены, и вся армада, вымучивая двигатели форсажем, рванулась вперед. Линкорам не нужно было приближаться к цели, им достаточно набрать скорость и выстрелить, чтобы заряд за пару минут достиг того места, где мерцает точка мишени. Канониры тоже не стремились к точности и били по площадям. Один залп, затем врубается тормозное поле и реверс двигателей. И немедленно вся операция повторяется второй и третий раз. Никогда еще человечество не тратило энергию так обильно и бесцельно, никогда столько механиков не исходили на ругань, с ужасом представляя ремонтные работы, что предстоят им после кретинической битвы. Линкоры никогда прежде не осуществляли маневренный бой, они шли, проламывая все на своем пути, а тут их ни с того ни с сего заставили состязаться в юркости с крошечным истребителем. Рывок, залп и реверс в тормозном поле…
