сегодня пришел.
Я мрачно молчала.
— Все равно ведь нужно будет проверить, как он снимает, — просительно сказал шеф.
— Ладно, — смилостивилась я. — Давайте своего стажера. Пусть собирает манатки и спускается к машине. Я быстренько глотну кофе, и мы поедем на поиски новостей.
Повеселевший Дмитрий Палыч вспорхнул с места и полетел к выходу из редакторской, но в дверях неожиданно замялся.
— Что еще? — еле сдерживаясь, поинтересовалась я.
Шеф вздохнул.
— Машина…
— Что машина? — вскинулась я. — Тоже в отпуске? Или на курсах?!
— В ремонте, — прошептал Дмитрий Палыч, тихо исчезая в коридоре.
— Катастрофа! — потеряв с таким трудом сохраняемое спокойствие, завопила я и с огромным трудом подавила порыв прыгнуть в освободившийся угол и рвать там на себе волосы!
Ехать на съемку незнамо чего и неизвестно куда, да еще с оператором-стажером и на общественном транспорте — о нет, такой кары господней я не заслужила!
Развернувшись в вертящемся кресле, я уставилась на утешительный плакатик, именно на такой случай собственноручно повешенный мною на белой стене:
«Съешьте с утра живую жабу, и ничего худшего с вами уже не случится!»
А ведь я сегодня даже не позавтракала!
Чтобы сообразить себе чашечку кофе, пришлось старательно поскрести по сусекам. В процессе я обнаружила, что у нас закончился и сахар, и полезла в нижний ящик своего стола за цилиндрической баночкой с надписью «Чай детский с ромашкой». В нее я конспиративно насыпаю сахар, чтобы всегда иметь под рукой НЗ сладкого песка.
Однако кто-то из моих смышленых коллег раскусил эту хитрость и в мое отсутствие бессовестно опустошил емкость. На дне банки сиротливо перекатывались два неровных кубика рафинада, очевидно положенных туда застенчивым воришкой в качестве компенсации — весьма слабой! А может, экспроприатор надеялся, что два кубика размножатся?
— Разве что делением, — грустно вздохнула я, соображая, где бы разжиться сахарком.
Двух малюсеньких кубиков на большую кружку мне совершенно недостаточно!
— Пойду в народ, — решила я.
Выпускающие видеомонтажеры прямого эфира сутками сидят в своей каморке с мониторами и вынужденно бодрствуют до глубокой ночи. Кофе у них — расходный материал, значит, и сахар найдется. Правда, выпросить его, возможно, будет непросто…
Прихватив дымящуюся кружку с несладким пойлом в надежде, что она придаст убедительность моей смиренной просьбе, я покинула кабинет и пошла по коридору. На ходу церемонно раскланивалась с коллегами, и очередной мой реверанс пришелся как раз против двери в студию. Опасаясь облить кого- нибудь кипятком, я предусмотрительно держала руку на отлете, и внезапно распахнувшаяся дверь одним махом выбила у меня чашку.
Посудина грохнулась на пол, и на светлом паркете разлилась коричневая лужа.
— Теперь нужно просить в комплекте и сахар, и кофе! — с укором сказала я режиссеру Славе, чье неожиданное появление стало причиной катаклизма. — А тебе придется сбегать за тряпкой и вытереть пол!
— Минут через пять, хорошо? — кротко, но на редкость зловещим тоном отозвался Славик, маниакально блестя очками. — Тут еще сейчас потекут реки крови! Так что я эту твою лужу осушу потом заодно с ними.
Мне стало интересно, что вызвало такой приступ кровожадности у обычно добродушного Славы. Я даже забыла поднять с пола свою кружку. Сунулась в студию и увидела у синей стены, на экране телевизора превращающейся в живую картинку, смущенную Наташу со школьной указкой в руках.
Я глянула на часы: все правильно, только что закончился выпуск метеопрогноза, единственной нашей программы в утреннем прямом эфире.
— Что случилось? — поинтересовалась я.
— Случилось то, что она хохотала! — обвиняюще вскричал Славик, выныривая из-за моего плеча. — Причем дважды! И оба раза — в самой середине основного рекламного текста!
— Этого не может быть, — примирительно заметила я. — Середина у чего бы то ни было всего одна, так что точно посреди рекламного текста она могла хохотать только один раз.
— А ты ее не защищай! — Славик протиснулся мимо меня в студию и забегал кругами вокруг камеры на штативе.
Оператор Алеша, методично сматывающий шнуры, посмотрел на возбужденного режиссера с неодобрением. Дождавшись, пока Слава в очередной раз пробежит мимо него, Алеша ловко подставил ему ножку.
Шестипудовый Слава ласточкой полетел в дальний угол, занятый студийной выгородкой программы «Будем здоровы!». С магнитной доски вперемежку с ненадежным крепежом посыпались бумажные полоски с названиями рубрик. Взбешенный Слава отмахивался от них, как от назойливых мух.
— Пациент скорее жив, чем мертв, — прокомментировал Алеша.
Режиссер снял с плеча листочек с надписью «Берегите нервы!» и возмущенно засопел, готовясь вновь взорваться.
Короткой паузой воспользовалась Наташа.
— Саша, верни суфлера, — поднеся к губам снятую было с лацкана радиопетличку, попросила она.
Видеоинженер в аппаратной за стеклом кивнул и потянулся к пульту.
— Посмотри, — Наташа привлекла мое внимание к монитору.
Я всмотрелась в череду бегущих буковок и засмеялась. Потом захохотала в голос.
— Два раза, — с нескрываемым удовлетворением констатировал Алеша и посмотрел на Славу.
— Славик! Ты сам-то этот текст читал? — я обернулась к режиссеру, выбирающемуся из угла, как разъяренный гризли из берлоги.
— Нет! Но я его писал! — Слава остановился посреди студии, выхватил из нагрудного кармана бумажный листок и с выражением прочитал: — Дорогие друзья, турфирма «В добрый путь!» приглашает вас своими глазами увидеть увитые плющом руины древнегреческих храмов. Размещение на выбор: в комфортабельных отелях на побережье или на уединенных виллах в горах!
И он остро сверкнул окулярами в Наташину сторону:
— Что здесь смешного? Нормальный рекламный текст!
— Нормально дебильный, — кивнула я. — А телетекст суфлеру кто набивал? Макс? Тогда и претензии не к Наташе, а к нему! Ты посмотри, он же умудрился сделать в твоем тексте две орфографические ошибки, да какие! Слово «виллы» с одной буквой «эл» и руины, увитые не плющом, а плюшем! Ты представляешь себе эту картину? Уединенные вилы в горах, увитые плюшем?
Слава задумчиво скосил глаза в угол с разоренной выгородкой медицинской программы и через мгновение неуверенно хохотнул — раз, другой…
— Что и требовалось доказать! — удовлетворенно кивнув, я покинула студию.
И двинулась по коридору на поиски стажера-оператора, которому выпало счастье начать свою работу на телевидении с таким мудрым и добрым человеком, каким я чувствовала в данный момент себя.
Обычное заблуждение клинических идиотов!
Трамвай плавно прошел поворот и подкатил к остановке. Передняя дверь открылась прямо перед нами.
— Заходишь в вагон и сразу начинаешь снимать, — в десятый раз проинструктировала я стажера. — Сделай быстренько несколько общих планов, пока граждане не очухаются и не начнут отворачиваться от камеры или, еще хуже, приветственно махать в объектив ручками.
— Да понял я, все понял, — сквозь зубы проворчал утомленный моими наставлениями парень, с камерой на плече ныряя в открытую дверь.
