приближался к возрасту зонг-апсидура. Таких Марку видеть еще не приходилось.
— Они вас часто навещают? — спросил он Майю.
— По-разному, — шепнула девушка, сжимая игломет обеими руками. — Иногда проходит двадцать- тридцать дней, и нет ни жаб, ни их машин. Но временами появляются чуть ли не ежедневно. Мелкие отряды мы разгоняем, от крупных прячемся.
— Да, Пьер говорил мне об этом. — Марк почесал стволом бластера переносицу. — Как ты думаешь, зачем они шастают в эти развалины? Что им тут нужно?
Сощурившись, девушка смотрела на приближавшихся врагов. Ее руки были тонкими, исхудалыми, но игломет в них не дрожал.
— Они приходят во все разрушенные города, и всюду мы их убиваем, если можем. Они приходят снова… Алферов из Западного штаба как-то сказал, что проверяется наша воля к сопротивлению. Такой эксперимент! Но он уже стоил им сотен погибших. Странно, да?
— Ничего странного, — отозвался Марк, глядя на дроми, вступивших на площадь. — Это не люди, тхара, не гуманоиды, и их понятия о ценности жизни не совпадают с нашими. Для их старейшин сотни или тысячи мертвых синн-ко — небольшая плата за полезную информацию.
Сзади подполз Кирилл, дернул его за штанину.
— Старший, а, старший! Можно стрелять?
— Я тут не начальник, — отмахнулся Марк. — Что было сказано Пьером? Огонь по его команде! Жди. А я попробую добраться к тем камням.
— Ты уж поосторожнее, братец, — сказала Ксения. — Два дня, как из реаниматора…
Марк кивнул и пополз между грудами золы и щебня, выбирая подходящую позицию. Его бластер не был оружием дальнего боя, и поражающая мощность в точке цели зависела от расстояния. Расплавить или, если удастся, срезать стволы метателей лучше всего метров с двадцати… Но машина дроми зависла дальше от развалин, и высокой травы здесь не было, а только пепел да недогоревшие древесные пни. Сад Льягосов, вспомнил Марк. Знаменитый сад, для которого Синтия Льягос выписывала яблони и сливы с Марса, и их плодов хватало на весь город… Где теперь Синтия? Жива или тоже стала пеплом в своем саду?..
Ствол метателя дернулся в его сторону, и он замер, укрывшись за кучкой камней. На лицевой пластине обозначилась дистанция: 42 метра 15 сантиметров.
Добегу, решил Марк. Пьерова команда начнет палить, возникнет суматоха, пилот не успеет сориентироваться… Прижечь бы его, пока не выстрелил… Если выстрелит, плохо! Хоть метатели средней мощности, но плазма есть плазма — камни сотрет в порошок!
Вытащив бластер из кобуры, он инициировал его и сдвинул верньер мощности до упора. Мигнул и исчез зеленый огонек — оружие распознало руку владельца. За спиной раздавался скрип, тут же сменявшийся скрежетом, будто пила резала жесть — переговаривались дроми, еще не зная, что угодили в засаду. Марк привстал, не спуская глаз с их машины. Стрелять нужно туда, где толстые короткие стволы выходят из цилиндров накопителя…
Он услышал, как грохнул метатель Пьера, как хищно засвистели иглометы, и тут же ринулся вперед. Зрение у дроми было не хуже, чем у людей, и пилот, вероятно, его заметил — синеватая молния промелькнула над головою Марка. Слишком высоко, чтобы убить, но достаточно низко, чтобы сжечь волосы… Шлем, однако, защитил.
Марк прыгнул влево, потом — вправо, перекатился по земле, вскочил, метнулся к машине как быстрая ящерка-сиренд, вскинул бластер. Со зрением у дроми было все в порядке, но реакция уступала человеческой — неизбежная расплата за мощные мышцы, крепкую кость и огромную физическую силу. Марку, впрочем, доводилось слышать, что десантники с Ваала и Тимея, весившие больше центнера, ломали дроми хребты голыми руками — или то, что заменяло им хребет.
Ударили оба излучателя, исторгнув жаркие синие молнии, задымилась охваченная пламенем земля, взметнулись вверх фонтаны раскаленного газа, но он уже был на дистанции поражения. Дважды вспыхнул луч бластера, почти невидимый при ярком солнечном свете, и стволы эмиттеров обвисли, как пара подтаявших сосулек. Сзади, на площади, по-прежнему слышался свист иглометов — Пьер со своей командой добивал врага. Игломет с разрывными иглами мог убить мгновенно лишь поразив жизненно важные органы, но звука ответных выстрелов дроми Марк не различал — видимо, тхары знали, куда целиться.
Из машины выскочил зеленокожий. Он был огромен — на голову выше Марка, в шипастом наплечнике, с метателем в могучих лапах. Фиолетовое пятно на животе размером с ладонь подсказывало, что пилот относится к касте зонг-тии, к третьему поколению. За прозрачной лицевой пластиной Марк видел его выкаченные круглые глаза и разинутую пасть, в которой метался язык, похожий на пурпурную змейку.
Пилот вытянул лапу с эмиттером, но выстрелить не успел — лазерный хлыст Марка вонзился между наплечником и шлемом. Зрачки огромного существа закатились, оружие выпало из когтистых пальцев. Он начал оседать, но это движение было не похоже на человеческое — согнулись ноги, согнулось массивное тело в пояснице под невероятным углом, и наконец шлем ткнулся в землю. «За «Мальту», — пробормотал Марк и рассек мертвеца от плеча до бедра. Хлынул поток синевато-багряной крови, и он, брезгливо морщась, отступил. Дроми, особенно мертвые, пахли отвратительно.
— Марк! — раздался голос Пьера. — Мы их прикончили, Марк! Всех, кроме этого урода!
Повернувшись, он зашагал к площади. Там, среди камней, лежала чертова дюжина дроми, истыканных иглами, и от их трупов тянуло смрадом. Близнецы Семеновы собирали оружие, которое, по анатомическим причинам, для гуманоидов не годилось — ладонь у зеленокожих была устроена иначе, а пальцы снабжены солидными когтями. Взрослые члены команды окружали последнего живого дроми, самого крупного Старшего-с-Пятном; он стоял в позе покорности, слегка наклонившись вперед и опустив могучие рука. Панчо Сантьяго держался сзади, изготовив для стрельбы игломет, девушки и Пьер хмуро разглядывали пленника. Марк их понимал; одно дело — убить в бою, и совсем другое — лишить жизни разумное существо, что просит о пощаде.
— Что будем с ним делать? — спросил Пьер. — Это ведь важный ублюдок! Пятно-то какое здоровое!
— Что с пятном, что без пятна, один черт, — пробурчал Сантьяго. — Снимем сбрую, расколем шлем, и пусть скачет в Западный Порт за тыщу двести километров. Или задохнется через полчаса, или каменные дьяволы сожрут… — Панчо сплюнул и ухмыльнулся. — Если, конечно, не побрезгают.
— Он бросил оружие, — молвила Ксения, взглядом прося поддержки у Майи. — Едва мы начали стрелять, он бросил эмиттер и лег на землю. Может быть…
Она замолчала.
— Отправим его в штаб? — Майя положила ладошку на плечо Марка. — Ты можешь с ним поговорить? Вас ведь, наверное, учили… Или в твоем шлеме есть транслятор?
— Таких трансляторов не существует, и говорить я с ним не могу, — сказал Марк. — Никто не может, ни люди, ни хапторы, ни кни'лина — гортань у нас устроена иначе, и сильно различается семантика. Средство общения только одно — язык лоона эо, но полагаю, он с. ним незнаком. Я, кстати, тоже.
— Ну и что ты предлагаешь? — поинтересовался Пьер.
Марк оглядел пленника. Дроми как дроми: зеленоватая чешуйчатая кожа, когтистые лапы, короткие ноги-бревна, лягушачья пасть на безносом лице… По что-то подсказывало: это создание необычное, не такое как другие жабы, и странность его не связана с рангом Старшего-с-Пятном или с особым положением в иерархии дроми. Что-то совсем иное, более личное, если понятие «личность» применимо к этой расе…
Закрыв глаза, он попытался прощупать ментальное поле зеленокожего. Так, как когда-то учил отец: не налаживать связь на мысленном уровне, что совершенно бесполезно, но уловить эмоции, ту ауру сильных ощущений, что генерирует в моменты стресса любое существо. Разбирайся с ними, советовал Вальдес-старший; чувства временами говорят не меньше, чем слова и мысли. Страх или радость, ненависть или приязнь, удовольствие или боль… то, что лежит в основе подсознательных реакций…
Страха дроми не испытывал, равно как ненависти или приязни к людям. Спектр его эмоций вообще оказался на удивление скудным — или, возможно, его ощущения были настолько чуждыми Марку, что он не мог ни обозначить их каким-то термином, ни, тем более, понять. Пожалуй, самым мощным и ясным
