скользнула вниз по руке. Его пальцы сомкнулись в замок с ее прохладными пальцами, и волны уютного тепла заструились из Мэтью в Розу, стали наполнять, насыщать, пропитывать ее, как глоток согретого в руке коньяка.
Усилием воли Роза попыталась выпутаться... из чего? — но еще сильнее увязла. Мэтью уже держал ее всю и горячо дышал ей в лицо.
— Сопротивление не может принести такого же удовлетворения, на какое способно слияние. Если мужчина и женщина встретились, их путь лежит друг к другу, а не наоборот, — чувственно внушал он.
— Это биология, — парировала Роза.
— Это жизнь. Так было в раю, пока не открылись пагубные соблазны. Ты ведь не станешь спорить с Писанием? — едко спросил Мэтью.
— Сложно спорить со змием, — с сознанием собственной беспомощности пролепетала она.
— Тогда не спорь. Подчиниться порой приятнее, чем победить. Победитель всегда одинок. Поверь мне. Я много раз побеждал. На победителя смотрят снизу вверх. Ему не дают побыть наедине с собственными мыслями. Его используют, им козыряют. Но победитель — самый одинокий человек. Ему непозволительны ни слабости, ни страхи, ни пассивность. Он только половина себя. Никто не может дать ему утешение. Он как витрина, в которой круглосуточно горит свет. Победа — это наказание за непокорность судьбе, — в запальчивости бормотал Мэтью, обжигая Розу своим влажным дыханием.
— В чем ты пытаешься меня убедить?
— В том, что ты мне нужна, — ответил он.
— Надолго ли?
— Здесь и сейчас! Здесь-и-сейчас! Здесь! И! Сейчас! — на все лады отчеканил он, прижав ее к своей груди.
— Зачем? — Почти лишенная воздуха, словно угоревшая от его жара, Роза стремилась выпорхнуть из его силков.
— Я должен сделать тебя своей, — объявил как приговор Мэтью.
— Что значит должен? Кому должен? — трепеща, вопрошала девушка.
— Тебе, себе, судьбе, богине любви и красоты — Афродите.
— Ты играешь со мной. Ты искусный соблазнитель. Но то, чего ты хочешь, — лишь примитивный животный секс. И не уверяй меня, что подразумеваешь что-то большее. Я не буду спать с тобой. Оставь свои игры! — выпалила Роза.
— Вынужден тебя разочаровать, но я не сторонник примитивного животного секса. Какого угодно, но не примитивного и не животного, — возразил Мэтью.
— Это не меняет дела.
— Как раз наоборот. Это меняет все! — уверенно произнес он.
— То есть? — удивленно вскинулась Роза, не догадываясь, что своим вопросом дает ему шанс.
Мэтью снова приблизился к Розе, магнетизируя ее огненным взглядом.
— А ты не понимаешь? — таинственно проговорил он.
Роза медленно покачала головой.
— Секрет притяжения в том, что влечение никогда не бывает односторонним. Влечение может не найти выхода в ком-либо. Но оно всегда обоюдно. Таков закон. Демонстративное безразличие и пренебрежение подтверждают это. Еще более очевидна взаимность, когда сопротивление пропорционально стремлению. Это наш случай. Чем сильнее я желаю тебя, тем отчаяннее ты сопротивляешься. И наоборот, чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее я желаю тебя. В том-то весь смысл...
— Не вижу в этом смысла, — возразила Роза, которая тем не менее очень внимательно слушала его.
— Уверяю тебя, смысл есть. Подсознательно ты знаешь — все женщины знают это на подсознательном уровне, — что чем яростнее сопротивление, тем в большее возбуждение приходит мужчина и тем лучше он удовлетворит свою женщину впоследствии, тем ярче и полнее эмоциями станет каждая встреча, тем незабываемее сделается близость. Ты же чувствуешь, что с каждой нашей пикировкой мы становимся все необходимее друг, другу. Это может пугать, злить или раздражать, но это так. Ты хочешь меня. Но по своей, внутренней раздвоенности отказываешься откровенно признать это.
— Какая чушь! Ты одержимый! Ты все ставишь с ног на голову! — воскликнула девушка.
— Нет. Я читаю объективные свидетельства своих предположений, — металлическим голосом произнес Мэтью.
— О каких свидетельствах ты говоришь?
— Ты в чужом доме в незнакомой стране, среди малознакомых людей, и большинство из них — сильные мужчины южного типа, за которыми издавна закрепилась вполне определенная репутация. И тебе, как образованной англичаночке, об этом хорошо известно. Тебе дали ключ, который следовало вставить в замок, и достаточно было повернуть на один оборот, чтоб ничего непредвиденного, ничего неожиданного, ничего нежелательного... не произошло. Чего ты не сделала. Но это ерунда. Простая забывчивость, легкомысленность, глупость... Но я в твоей комнате вот уже почти полчаса. На мне только джинсы. На тебе и того меньше. Ты схватилась за край простыни, будто она для меня преграда. — Говоря это, Мэтью вырвал из ее руки угол простыни и отбросил ее в изножье постели. — Мы дискутируем. Тебе известно о моих намерениях, но что ты предприняла мне в противовес? Закричала, оглушила меня настольной лампой? Ты даже не стала ее включать, хотя достаточно протянуть руку. Но нет... Ты этого не сделала. Не стала нарушать мизансцену. Мою мизансцену, мой план, который ты наперед приняла... А что до твоих вялых протестов, так это не более чем желание доиграть собственную роль — роль принужденной к соитию наивной иностранки, которую дикарь-островитянин застал врасплох. Только и всего.
— Но... Я... — проговорила Роза и запнулась, прикованная взглядом к его большим застывшим глазам.
Не снеся его взгляда, она закрыла глаза.
Когда блеск ее зрачков потух, Мэтью положил руку ей на грудь. Шелк сорочки скользнул под его ладонью. Роза легла, положила голову на подушку и вновь раскрыла глаза.
Мэтью провел подушечками пальцев по ее губам и откинул волосы с лица.
— Это удивительно, — пролепетала Роза.
— Да я же еще ничего не сделал, — усмехнувшись, проговорил он, поднялся с постели и расстегнул джинсы.
— Не понимаю, как тебе удается быть таким проницательным, отталкивающим и притягательным одновременно. Когда я слушаю тебя, то начинаю сомневаться во всем без исключения. Я не верю ни одному твоему слову, но и себе самой тоже не верю, — призналась Роза.
— Поэтому я и призываю тебя заткнуться, — неучтиво сказал он, ложась на нее.
— Невероятно, — проговорила двадцатишестилетняя девственница, добровольно принимая его в свои объятья.
— Теперь ты собственным телом можешь ощутить, что мое желание — не пустой звук. Желание, ставшее потребностью. Чувствуешь? — спросил он, приноравливаясь к ее лону.
— Как странно... — проговорила она. Мэтью застыл над ней.
— На что ты смотришь? — спросила его Роза.
— На твои губы. Я только что вспомнил, что так и не поцеловал их. Красивый рот. Манящий... Женщины говорят, что я волшебно целуюсь, — хвастливо проговорил он.
— Докажи, — кокетливо попросила его Роза.
— Пока воздержусь, — сказал Мэтью, слегка коснувшись губами уголка ее рта.
— Почему? — потянулась к нему губами Роза.
— Сначала завершим то, что следовало сделать еще в Монако, — сообщил он.
Ловкими руками обнажив ее грудь и бедра, он стал целовать ее лунную кожу и волосы. Она безуспешно тянулась ртом за его губами, томно скользя под ним.
— Обними же меня, — рыком потребовал он от Розы. — И смотри на меня.
Она подчинилась.
— Ты красивая, Роза. Ты очень красивая. Как фантазия, как мечта. Ночами я много раз был с
