— А кто ваши спутники?
— Черт их знает! Я их случайно встретил по дороге в часть.
На что он надеялся, сочинив такую нелепую версию, трудно понять. Припереть лгуна к стенке оказалось вовсе не так уж сложно, но повозиться все же пришлось.
— Почему шли за линию фронта? — спросил Воронов.
— Заблудились, гражданин начальник, — нагло ответил Гриднев. — Сами знаете — пурга какая была.
Про себя отметив это «гражданин начальник» — обычное обращение заключенных, Воронов продолжал допрос:
— А почему не остановились, когда вас пограничники окликнули?
— Думали, немцы, — не сморгнув глазом ответил Гриднев.
Воронов рассмеялся:
— С каких это пор немцы по-русски говорят?
Гриднев исподлобья посмотрел на Воронова, помедлил и сказал:
— Говорю, пурга такая была — все в башке перемешалось: где свои, где чужие…
Воронов опять засмеялся, а Виктор брезгливо сказал:
— Ты уж давно своих с чужими перепутал!..
Михаил слегка постучал ладонью по столу и посмотрел на Волосова. Тот пожал плечами.
— За что срок отбывали! — вдруг быстро и резко спросил Воронов.
Гриднев вздрогнул.
— Какой срок? Почему срок? — испуганно забормотал он.
— Не лгите! — строго сказал Воронов.
— Ну было дело, — неохотно промямлил Гриднев.
— Так, — сказал Воронов, — значит, было. А пистолет откуда?
— К-какой пистолет?
— Который у вас отобрали. Рядовому бойцу не положено иметь пистолет. Так ведь?
— Ну так… Нашел. Мало ли чего на войне не найдешь.
Он уже начал нервничать, и Воронов не давал ему передышки:
— Стреляли из пистолета?
— Н-нет… не помню… не стрелял.
— Стреляли, — жестко сказал Воронов, — и не далее чем вчера. Экспертиза показала.
Волосов наклонился к Воронову и возбужденно прошептал ему в ухо:
— Про документы, про документы спросите его, Михаил Андреевич.
Воронов улыбнулся, кивнул и одобрительно, но слегка насмешливо посмотрел на лейтенанта. Виктор чуть-чуть покраснел. Воронов достал из ящика стола документы, отобранные у Гриднева, и положил их перед собой:
— А вот это как объяснить?
— Что? — испуганно спросил Гриднев.
— Липу вот эту. — Воронов показал на документы.
— Какая же липа? — неуверенно сказал Гриднев. — Ксива правильная.
— Нет, совсем неправильная. Уж мы-то знаем, у нас свои приметы есть. Паршиво твои хозяева документы готовят, особенно для таких, как ты. — Воронов презрительно усмехнулся и махнул рукой. — Так уж ты не думай, что больно важная птица.
Воронов встал.
— Ну, на сегодня хватит, — сказал он небрежно.
Михаил видел, что Гриднев, или как там его звали, уже скис, и, чтобы окончательно сбить его с толку, надо было показать ему, что чекисты знают о нем все и что особого интереса он для них не представляет.
Виктор понял маневр начальника и с уважением посмотрел на него.
Гриднев как-то сразу обмяк. Потом устало махнул рукой и, сглотнув слюну, сказал:
— Ладно, начальничек, каюсь!
…Итак, не Гриднев, а Щелкунов, Афанасий Щелкунов. Не сапер, а рецидивист-домушник. В августе мобилизован в Красную Армию, в сентябре сдался в плен, в октябре стал лагерным капо, заинтересовал собой капитана Лехтмана из абвера и вот завербован.
— Почему завербовался?
— Как почему, гражданин начальник! Жить всякому хочется. А ихний абвер может сла-адкую жизнь устроить — водка, девочки, денег не жалеют….
— Кто был в вашей группе?
— Сами знаете: Гришка Климов, он за пахана, и этот… как его… Николаев. Радист.
— Рация была с вами?
— А как же! И деньги были. Тысяч двести!
Вор, кажется, так и не понимал до конца, чем грозит в военное время обвинение в шпионаже. Он уже не пытался врать, и картина постепенно прояснялась.
Две недели назад разведгруппа противника сумела незаметно пересечь линию фронта и на попутной машине добралась до Ленинграда. От Лахты шпионы пешком отправились в поселок Ольгино, и там руководитель группы Климов провел всех на квартиру к некоему Федору Даниловичу.
— Фамилия? Адрес в Ольгине? — спросил Воронов.
— А кто его знает, — удивился Афанасий, — мы ночью попали, я дома толком и не разглядел. Знаю только, что в Ольгине.
На квартире у Федора Даниловича радист группы пытался выйти на связь с центром, но рацию, видимо, стукнули в пути, и она не могла работать устойчиво. (Вот они, засеченные сигналы!) Починить рацию не удалось. После этого решено было оставить ее у Федора Даниловича в Ольгине…
— А сами перекантовались на питерскую малину, к женке Климова.
— Ее адрес?
— Малина на Большой Пушкарской. Номера дома не видел, — не показывали.
— Николаев был с вами?
— Не-е… Он к своей марухе потопал, куда-то на Шестую Советскую. А я у Климова на квартире всю неделю без выхода сидел, лапу сосал да спирт лакал. Больше моего никакого шпионажу и не было. Боялся, что тихари или патрули застукают. Сторожил малину да с Николаевым трепался по телефону, когда он звякал.
При упоминании о телефоне Воронов насторожился:
— А Климов выходил в город?
— Выходил. Ему Зинка, женка евонная, какую-то бумажку с нужной отметкой достала.
Неужели вор действительно не знал ни одной явки, ни одного адреса? Это казалось следователям неправдоподобным. Но, с другой стороны, Щелкунов подробно описывал все детали пребывания в городе шпионской группы, дал словесные портреты участников, рассказал про все «добства» житья в квартире Климовых, где, кроме них, никто не жил. Казалось, будто он действительно ничего не скрывает. А вот адресов сообщить не мог.
— Ну что ж, — устало сказал Воронов, когда закончился допрос, — для начала не так уж плохо. Как находите, товарищ Волосов?
— По-моему, отлично! — несколько восторженно заявил Виктор.
— Ну, радоваться еще рановато, — остудил его пыл Михаил. — Это только самое, самое начало. А вся работа еще впереди. И учтите — кропотливая, трудная, а иногда даже и… нудная.
— Понимаю, — серьезно сказал Волосов.
…Однажды Щелкунова привели на допрос к Полякову. Поняв, что перед ним начальство повыше, вор начал заискивать, клясться: «Я такой человек: засыпался — каюсь». Но ничего серьезного и Полякову он не смог рассказать. Подтвердил только про рацию; вспомнил, что передача сведений по рации считалась первым вариантом, а в случае осложнений группе разрешалось собрать сведения и, спрятав рацию в
