карабин. Комиссар просыпался, тер глаза и секунду-другую непонимающе озирался. Однообразно поскрипывала машина, слегка покачивалась на выбоинах, монотонно постукивали камешки по крыльям, шуршали песчинки, дорожный гравий. Чтобы преодолеть дремоту, комиссар доставал папиросу, осторожно раскуривал ее, пряча спичку в ладонях. Пальцы просвечивали розовым, трепетные блики зажженной спички дрожали на заросшей щетиной щеке, вырывали из ночной темени взлохмаченные запыленные брови, вспыхивали на какой-то миг на никеле дверной ручки и пропадали. Комиссар старался изо всех сил отогнать набегающий сон. А когда вспомнил все пережитое за эти четыре дня, сон сразу исчез и в памяти все всплыло вновь, всплыло резко, отчетливо, словно все это было здесь, перед его глазами. Возникла и долго стояла перед ним улыбка маленького сына: немного виноватая, растерянная и вместе с тем полная невыразимого детского лукавства и озорных замыслов. С такой улыбкой он провожал его всегда. И теперь проводил до самой калитки и, улыбнувшись, таинственно попросил:
— Я хочу сказать тебе, папка, что-то на ухо…
И с видом заговорщика таинственно шептал ему:
— Хоть мамка и не любит собачек, но ты все же привези мне такого маленького-маленького песика, чтобы он вырос и стал таким, вот таким, — тут мальчик и рукой показал, каким должен вырасти этот пес, — такой вот овчаркой… А если хочешь, купи мне новый самолет, мой старый разбился и мне не с чем теперь играть в аэродром…
И, поведав еще множество разных своих секретов, он милостиво разрешил:
— Ты торопишься на службу, так иди, я тоже пойду, я сегодня дежурный по аэродрому.
И он помчался к «аэродрому», который строили дети всего двора в густых зарослях малинника около забора. Там уже были построены ангары, выложенные из кирпичей, и взлетные дорожки и даже целое озеро сбоку, которое они смастерили из стекла. Тут было много разнообразного детского имущества: под кустами притаился видавший многие виды мишка, здесь же стояли «автомашины», на шнурках висели самолеты, были разбросаны и другие игрушки…
Улыбка сына все еще стояла перед глазами батальонного комиссара. Через месяц сыну пойдет седьмой год… Пошел бы… Где же он теперь? А жена? Как это вышло все? Как это случилось такое страшное, непоправимое? Кто думал, кто мог сказать? Сотни километров до границы… А когда спохватились, уж было поздно. И в город уж не было пути… Воинские части с боем отходили по дорогам.
Да, с боем…
И то, что пришло на память, вернуло к сегодняшнему, к делу, к ночной дороге. Надо торопиться. За рекой стоит небольшой заслон на болотах, защищает подступы к переправе. Заслону приказано сражаться до последнего патрона, до последнего вздоха и как можно дольше сдержать бешеный натиск противника, с тем чтобы за это время успели перебраться за реку основные силы, боевая техника. Все переправились давно. С заслоном нарушена связь. И вот ему, комиссару, дали приказ безотлагательно снять заслон. Живы ли они там, удержались ли?
Равномерно гудит мотор, успокаивающе шелестят шины, старая эмка мчит и мчит привычным ходом, поскрипывая рессорами, тихо побрякивая разболтанной дверкой, покареженным ржавым крылом. Позевывает водитель и крепко-крепко сжимает баранку руля, чтобы не задремать, не пропустить поворота.
Когда машина, напряженно загудев мотором, начала взбираться в гору из лощины, впереди мелькнул красный огонек, еще и еще.
— Вот дьяволы, не нашли другого места, где машины останавливать… — недовольно буркнул водитель и привычным движением руки вытащил из-под перекладинки верха путевку, пропуск. Тут же сказал задремавшему комиссару:
— Товарищ батальонный, товарищ батальонный, приготовьте документы!
Красный огонек настойчиво мелькнул еще раз. Машина остановилась. Посвечивая фонариками, к водителю подошло трое военных. В отблеске скупого лунного света комиссар заметил зеленые фуражки, кубики на петлицах стоявшего впереди. Тот козырнул, представился:
— Патруль пограничных войск.
И уже официально:
— Предъявите, пожалуйста, документы.
Комиссар недовольно поморщился — только лишняя задержка в пути! — и достал удостоверение из кармана гимнастерки. Лейтенант взял удостоверение, читая вслух:
— …батальонный комиссар Андрей Сергеевич Блещик…
Он повел фонариком вдоль бумаги, словно лишний раз хотел удостовериться в подлинности документа, наклеенной на нем фотокарточки. И когда яркий луч фонарика остановился на лицах комиссара и водителя, из-за руки, державшей фюнарь, прогремело несколько выстрелов. Шофер сразу же поник головой и навалился всем телом на баранку руля. Комиссар соскользнул с сиденья, склонился к полу и загородил собой выход из машины.
— Снять, обыскать… — раздалась немногословная команда. Двое принялись шарить по карманам. Но все это тотчас же прекратили, так как с горы, на расстоянии какого-нибудь километра, заметили несколько машин, шедших с запада. Это, повидимому, были самые последние машины, которые старались теперь как можно скорее нагнать идущие впереди колонны.
— Бросай под откос, поедем…
Теплые еще, податливые тела убитых бросили под откос, и они покатились вниз, отряхая росу с густой травы, с низких ивовых кустов, росших вдоль обочины шоссе. Военные поспешно свернули в сторону, погрузили пару небольших чемоданов и быстро умчались обратно, на восток, догоняя прошедшие части.
Все произошло быстро, молниеносно, и в старой эмке с новыми пассажирами господствовало приподнятое настроение. Лейтенант мурлыкал какой то мотивчик, его спутник оживленно говорил:
— Все же на земле спокойней, уютней, чем там, в заоблачных высотах. Что ни говори, а я отдаю преимущество обыкновенному земному транспорту.
— Ну, это мы еще поглядим, где оно бывает лучше..
Новый шофер, нахмуренно поглядывая вперед, сосредоточенно правил машиной. Сквозь приподнятое настроение лейтенанта также прорывались настороженность и волнение.
Чувствовалось, что новые пассажиры эмки не совсем уверены ни в безопасности пути, ни в своих силах.
А навстречу им летела ночная дорога. Проплывали по обочинам зубчатые ели, густые придорожные сосны. Сверху цедился неверный свет луны, а клубы пыли, поднятые машинами, расплывались тусклым серебром, придавая темным кустам мягкие, невыразительные очертания.
Все приобретало сказочный, странный вид. И ехавшим в эмке казалось, что весь мир развертывается перед ними как неповторимая сказка, и она раскроется перед ними не сегодня, так завтра, в полном величии реальных дел, реальных достижений.
Впереди опять мелькнули красные огоньки. На освещенном луной подъеме шоссе они заметили длинную колонну автомашин.
— Должно быть, контрольный пункт, — высказал догадку шофер.
Лейтенант приказал остановить машину. Он посветил фонариком на карту, вылез из машины, прошел до километрового знака, стоявшего недалеко от обочины шоссе.
— Впереди спуск на лесную дорогу, туда и поедем… — сказал лейтенант, садясь в машину.
Эмка тронулась с места и, быстро съехав с шоссе, свернула на глухую лесную дорогу, в объезд контрольного пункта.
4
У молодого сосняка на опушке леса виден город. До него километра три-четыре. Запыленное уставшее лицо девушки просветлело, на нем промелькнула улыбка, и, взволнованная, полная надежд, девушка бросилась к Игнату:
