интеллигентным обликом, и сунул мне ее под нос. – Они выпустили постановление, в котором определили «потолок» пособия – четыре тысячи девятьсот рублей, выше которого не прыгнешь! Вот я и спрашиваю, почему, когда я был главным инженером завода и получал зарплату восемьдесят тысяч рублей, то платил налоги со всей суммы, а не с четырех тысяч девятисот, а? И почему теперь, когда по возрасту я никуда не могу устроиться, государство меня открыто кидает? По закону я должен получать пособие почти в пятьдесят тысяч! Где мои деньги?!
– Какой бы дурак тогда работал? – рассудительно заметила дама в шапочке. – Все бы годами так и сидели на пособии.
– Пусть государство создает рабочие места! – кипятился мужчина. – Пусть стимулирует развитие производства! Пусть тратит стабилизационный фонд на пособия по безработице, а не допускает обнищания граждан! Ведь даже максимальное пособие ниже прожиточного минимума!
Началась перепалка. Участники ее оказались весьма сведущими в международной политике, экономике и знали четкий ответ на вопрос «Как нам обустроить Россию?».
Я помалкивала, хотя мне тоже было что сказать. Взять хотя бы стабилизационный фонд, с ним вообще умора! Когда правительство сообщило, что разместило наш стабфонд в американских ценных бумагах, помните, какие начались дискуссии по телевизору? Одни эксперты с пеной у рта доказывали, что средства надо пустить на развитие отечественного производства, другие предлагали строить на них социальное жилье и дороги, третьи кричали, что следует раздать стабфонд пенсионерам… Я же только тихонько хихикала, потому что подозревала: денежки уже тю-тю! Их давно украли и поделили. А тут – бац! – разразился мировой финансовый кризис, и наш стабфонд вместе с американской экономикой накрылся медным тазом. Очень вовремя, надо сказать. Я вот даже думаю: а не придумали ли всю эту заварушку с кризисом специально для того, чтобы пара-тройка россиян смогли в одночасье стать самыми богатыми людьми планеты? Увы, имена их по понятным причинам широкой общественности неизвестны…
Пока я размышляла на макроэкономические темы, подошла моя очередь к инспектору. Чиновница была, скорее всего, моей ровесницей, но выглядела настоящей теткой: одета в коричневый шерстяной костюм и черную водолазку, на голове какое-то воронье гнездо из нечесаных волос.
– Здравствуйте! – сказала я с порога.
Тетка взглянула на меня с такой ненавистью, будто я уничтожила всю ее семью.
– Я потеряла работу, хочу встать на учет, – не обращая внимания на хмурую физиономию, продолжала я.
– Давайте трудовую книжку, – процедила чиновница.
Я протянула документ. Изучив последнюю запись в книжке, тетка сообщила с плохо скрываемым злорадством:
– Пособие у вас будет минимальное, восемьсот пятьдесят рублей.
– Почему такое маленькое? – изумилась я. Мужчина в очереди говорил о четырех тысячах девятиста рублях, тоже не бог весть какая сумма, но я уже успела с ней смириться. А восемьсот пятьдесят рублей… да этих денег не хватит даже, чтобы купить единый проездной в Москве! Или они думают, что у безработных вырастают крылья и они могут бесплатно летать на собеседования?!
– Потому что вам следовало обращаться к нам в течение двух недель после увольнения, – назидательно сказала бюрократка.
– Вчера как раз было две недели.
– Вот и надо было приходить вчера! – огрызнулась тетка. – А сегодня поезд ушел.
Она вела себя так, будто платила пособие из собственного кармана. Хотя кто знает, может, им дают премию за экономию бюджетных средств?
– Я слышала, что центр занятости может отправить на обучение… – закинула я удочку.
Чиновница посмотрела на меня как на инвалида умственного труда:
– С какой стати государство должно вас переучивать? У вас вполне востребованная профессия.
– Просто я давно мечтала стать психологом…
– В чем проблема-то? – фыркнула тетка. – Платите деньги и учитесь. При желании можете даже в Англию поехать, в Оксфорд!
Эта мысль показалась ей настолько смешной, что она мерзко заквакала. Отсмеявшись, бюрократка принялась вбивать информацию обо мне в компьютер. Работала она медленно, по клавиатуре стучала двумя указательными пальцами. Я подумала, что в отличие от нее владею слепым десятипальцевым методом печати, однако особого удовлетворения эта мысль мне не принесла. Несмотря на все мои блестящие навыки, я была безработной, а эта тетка, судя по всему, крепко сидела в своем кресле.
Глава 4
– Вот список вакансий по вашей специальности… – Чиновница вынула из принтера листок и протянула мне.
Ого, целых восемь предложений! Надо же, оказывается, журналисты востребованы даже в период глобального кризиса! И тетка эта крупный профессионал: отыскала где-то целую кучу вакансий. Может, зря я относилась к ней с предубеждением?
Поблагодарив свою спасительницу, я направилась к выходу.
– Приходите через неделю в это же время, – буркнула женщина на прощание. – И не опаздывайте, иначе лишу пособия.
Однако я искренне надеялась, что ее услуги мне больше не понадобятся. Ведь если я прямо сегодня устроюсь на денежную работу, к чему мне копеечное пособие?
Из центра занятости я кинулась домой, чтобы сразу же начать звонить по вакансиям.
Первое объявление было такое: «Новый молодежный журнал набирает ведущих рубрик, возраст 18–28 лет, опыт работы от полугода. Зарплата от 7 тыс. руб.». Меня настораживали два момента: возраст и зарплата. Я превышаю лимит на четыре года, казалось бы, не страшно, но если у работодателя есть устойчивые предубеждения против «старичков», каким бы прекрасной журналисткой я ни была, на работу меня не возьмут. И второй момент: зарплату предлагали уж очень маленькую. Впрочем, неизвестен и объем работы. Вдруг за эти деньги всего-то и надо, что раз в месяц написать три страницы веселенького текста?
Я набрала указанный в объявлении телефон, однако по нему никто не отвечал. Я позвонила по второй вакансии: экономическому еженедельнику требовались обозреватели, зарплату обещали от двадцати пяти тысяч рублей. Однако секретарша, которая взяла трубку, меня огорошила:
– Нам нужен человек с двумя высшими образованиями: профильным экономическим и журналистским. Вы соответствуете этому требованию?
Пришлось признать, что нет.
По третьему объявлению («общественно-политической газете требуются журналисты») ответила истеричная дама.
– Нет здесь никакой газеты! – закричала она в трубку. – Это номер квартиры, не звоните сюда больше! Достали уже!
– Извините, – пробормотала я и отключилась.
Может, оно и к лучшему, ведь я абсолютно не разбираюсь в политике.
По четвертому номеру мне сообщили, что вакансия репортера закрыта еще месяц назад. В пятом журнале заявили, что в связи с кризисом они приостановили набор персонала. Шестой номер молчал, как и первый. По седьмому и восьмому я не стала звонить сама: журналистов искали православная и студенческая газеты. По собственному опыту я знаю, что и та, и другая рассчитывают, что люди будут трудиться у них «за идею». Как только ты заикнешься о гонорарах, тебя обвинят во всех смертных грехах и уволят.
Наконец первый номер все же отозвался.
– Сколько-сколько лет?! – переспросил мальчишечий голос, который представился главным редактором. – Досвидос, бабуля!
Итак, весь список, полученный мною в центре занятости, оказался «пустышкой».
Я даже не успела толком расстроиться, потому что в дверь позвонили.
– Кто там?
– Судебные приставы, – ответил мужской голос.
Я посмотрела в глазок и наткнулась на служебное удостоверение с фотографией. Удостоверение
