на котором стоял шатер Тангри-Хана. Джадугяр метнул молнию в это логовище ордынского царя, но мощь древнего оружия бессильно увязла в магической защите. А навстречу атакующей стае метнулись штук десять огромных крылатых драконов – видимо, последний резерв Тангри.
Воздушный бой получился невиданно яростным. Исполинские звери отчаянно дрались огнем, клыками, когтями и хвостами, а их наездники мастерски пользовались заколдованным ручным оружием. Сюэней, конечно, истребили, однако потери ошеломили Сумукдиара: он недосчитался рысских чародеев Семена и Тимофея, манийца Джамшида, хастанца Зарехавана, будинца Панаса.
Но у них не оставалось времени скорбеть о павших. Стая закружилась в небе вокруг холма, накрытого незримым куполом охранительных заклятий. Раз за разом Сумук пытался пробиться сквозь завесу чар, но магрибское колдовство неизменно отражало все его усиляя. Наконец, убедившись в тщетности этих стараний, он подал отряду знак, опустив книзу большой палец правой руки. Один за другим драконы сели на обожженный солнцем степной грунт.
– По воздуху не прорваться, – раздраженно сказал джадугяр. – Отпустим зверей и пойдем низом.
Драконы во главе с Пятнистым подняли протестующий галдеж, но кое-как их все-таки уговорили, и крылатые гиганты, обиженно рыча, набрали высоту. Построившись в колонну по два, отряд приблизился к границе волшебного барьера. Шесть самых сильных джадугяров, волхвов, магов долго колдовали, выстраивая все более и более сложные заклинания, но удалось лишь немного ослабить стену чар. Тогда Сумук ударил двумя молниями по месту, где стена стала тоньше, однако результат был прежний – барьер устоял.
Ликтор, Ибадулла и прочие были, похоже, на грани отчаяния, тогда как сам Сумукдиар просто рассвирепел. Он понимал, что времени в его распоряжении осталось не слишком много и что в любой момент враг может получить подкрепления – сражайся тогда с парой конных туменов! Оставалось последнее средство, которое он открыл, исследовав магический барьер Розового замка, и гирканец не замедлил воспользоваться этим недавно полученным знанием.
Заклинания, которые он произнес рычащим хрипом, были составлены на самых древних языках Поднебесья – в последний раз их могли бы использовать разве что старейшие маги Атлантиды или Гондваны. Понять же сказанное сумели бы считаные волшебники современности, многие годы изучавшие письмена атлантов. Повинуясь его приказам, отворились двери Нижнего Мира, выпустив из неведомых узилищ тварь, чье имя было забыто еще в незапамятную эпоху, предшествовавшую Золотому Веку. Демон медленно обретал плоть, принимая облик огромной многоногой гусеницы, покрытой противоестественным подобием костяного панциря, в передней части которого располагалась устрашающих размеров зубастая пасть. Выполняя волю своего освободителя, чудовище ударило заостренной головой по стене чародейской защиты и медленно поползло вперед, прогрызая проход в невидимом барьере.
Все произошло стремительно, как во сне. Не успел Сумук мысленно сосчитать до пяти, как демон оказался по ту сторону магической завесы, а сам колдовской купол, проколотый насквозь, рассыпался, подобно соломенной стене, по которой ударило ядро катапульты. Издавая торжествующее шипенье, порождение преисподней плюнуло огнем в сторону холма и растаяло, оставив на чахлой траве выжженный отпечаток своего длинного тела.
– Куда это он делся? – обеспокоенно спросил Рым.
– Вернулся к себе в Нижний Мир, – объяснил джадугяр. – Он выполнил мое желание и потому обрел свободу.
Покачивая головой, Ахундбала заметил:
– Да, много дел он натворил. Не зря же его когда-то в такую глубокую темницу заточили.
– Их проблемы. – Сумукдиар пожал плечами. – Нам о своих делах надо заботиться. Вперед!
Даже не оборачиваясь, он видел магическим зрением, что сражение достигло кульминации. Устилая степь бесчисленными трупами, Орда сумела оттеснить рыссов еще почти на версту, однако контрудар тяжелой пехоты Алберта и других резервов остановил и едва не опрокинул сюэней. В эти самые трудные минуты Тангри-Хан, до предела ослабив центр и правое крыло, бросил на участок прорыва еще полста тысяч кочевников, чем выравнял положение и даже возобновил медленное продвижение к переправе. В ответ Ползун, ни на букву не отступая от разработанной накануне диспозиции, снял с центральных участков и передвинул на подмогу атакованному флангу лучшие полки царедарского войска: четыре пехотных и шесть кавалерийских. По всему видно было, что царь и в дальнейшем намерен скрупулезно придерживаться расписанного на бумаге плана сражения, но инициативы от него ждать не стоит. «Может, оно и к лучшему», – подумал Сумук.
Отряд быстро, насколько позволяли тяжелые доспехи, двигался вверх по склону. Навстречу магам, угрожающе занося ятаганы, спускалось десятка три вражеских бойцов – рослых, широкоплечих и длинноруких. С первого взгляда нетрудно было понять, что это не кочевники-сюэни. По резким чертам дочерна загорелых лиц и характерному разрезу слегка выпученных глаз стало ясно – перед ними магрибцы.
Эта часть боя осталась в памяти Сумука сумбурной мешаниной воплей, крови, нанесенных и отраженных ударов, мелькания перекошенных болью и злобой лиц. Он бил копьем, мечом, топором и джаманом, он парировал клинком и щитом выпады противников, фиксировал краем сознания, как падают вокруг него бойцы – больше чужие, но иногда, к прискорбию, и свои. Потом пришлось отдать все внимание поединку с великаном-магрибцем, который дрался исключительно мощно и умело, используя одновременно ятаган и секиру. Трижды клинки противника царапали панцирь джадугяра на плечах и на груди, но затем Сумукдиар все-таки достал магрибца, и тот повалился, став короче на голову.
Вытерев меч о плащ поверженного врага, гирканец вдруг понял, что именно эта сцена не раз виделась ему в последние дни. Он огляделся и обнаружил, что все магрибцы перебиты, но и в его отряде осталось всего пять воинов: Ликтор, Рым, венд Савватий, саспир Врастан и сколот Михайло. Он утер пот, отхлебнул нектара, передал флягу по кругу, чтоб и другие восстановили силы, затем снова надел шлем и быстрым шагом поднялся на плоскую вершину холма. Здесь было безлюдно – только шатер и никого вокруг.
– Выходи, собака Тангри-Хан! – рявкнул Сумук.
Ответом был громовой силы издевательский хохот, раздавшийся из-под плотной черной ткани шатра. Тогда джадугяр ударил по этому мрачному жилищу предпоследней молнией. Шатер исчез, и в центре опаленного квадрата стояла громадная, в полтора человеческих роста, тварь, закованная в сверкающие золотом доспехи. Последнюю молнию Сумук нацелил в голову врага, но доспехи бога-громовержца Индры выдержали удар. Тангри-Хан лишь отлетел шагов на десять, но тут же снова встал на ноги и угрожающе прорычал:
– Сначала тебя убью, потом твоих нукеров печенку сожру…
