– Прости, пожалуйста. Я не хотела тебя пугать.
Пугать? Чем она меня может испугать?
Я смотрю на нее исподлобья, одновременно судорожно вытирая штанину, – бесполезная, между прочим, операция, джинсы все равно придется теперь стирать. Элементарная вежливость и офисная мудрость – она же все-таки моя начальница – заставляет меня буркнуть:
– Ничего страшного, всякое бывает. Это просто от неожиданности. Я не слышал, как ты подошла.
Она улыбается:
– Мне часто говорят, что я будто подкрадываюсь. Честное слово – ничего подобного. Я просто так хожу. Привычка.
– Хорошая привычка.
– Да, возможно.
Я смотрю на нее – на нее невозможно не смотреть, особенно когда она так близко и ее вишневые глаза не мигая встречаются с твоими. Я издаю какой-то странный звук, а затем мне удается членораздельная речь:
– Ты вроде хотела со мной поговорить?
Она пожимает плечами:
– Да. На самом деле я хотела спросить, есть ли у тебя планы на ланч на завтра. Если ты свободен, то, я думаю, нам с тобой стоит сходить вместе пообедать. Я вижу, что ты не особенно счастлив – недоволен тем, как все складывается. Это надо обсудить.
Она говорит это сдержанно, холодным деловым тоном. Меня же, наоборот, внезапно настигает вспышка ярости. Кровь бросается в лицо, и раздражение выплескивается в дурацком вопросе:
– Уволить меня хочешь?
Она снова притягивает мой взгляд – чертова гипнотизерша.
– Вовсе нет. Я хочу, чтобы мы с тобой сработались. Мне очень важно, чтобы в команде остался человек, который делал этот журнал с самого начала и знает, каким он должен быть. И я хочу показать, что я не так плоха, как тебе кажется.
Черт бы ее побрал – за ее проницательность и за то, что она сказала это буквально теми же словами, что и Михалыч. Ну, опустив, конечно, фрагмент про «эту бабу».
Мой гнев стихает так же быстро, как вспыхнул. Что мне остается, кроме как согласиться? Я бурчу свое «ОК» и отвожу глаза.
Марина удовлетворенно кивает и подходит к кофейной луже, в которой лежат осколки моей чашки.
– Не кручинься, царевич, по разбитой кружке. Я куплю тебе новую, лучше прежней, – говорит она напевно, явно изображая какой-то сказочный персонаж.
Я невольно улыбаюсь – у нее получается забавно.
Мы вместе наклоняемся над осколками и начинаем их собирать. Я замечаю со странным удовлетворением, что она совершенно спокойно ступает в край лужи своими, вероятнее всего, невообразимо дорогими замшевыми туфлями. Приятно, что ей наплевать на собственные дизайнерские шмотки. Хотя, конечно, почему бы ей беспокоиться – у нее их явно такие кучи, что можно и в кофе наступить, чтобы показать сотруднику свою демократичность. Это прямо-таки безнравственно, чтобы были на свете такие красивые и такие богатые люди.
Черт! Ну что за день сегодня такой неудачный?! Поднимая осколок, я неожиданно глубоко режу о неровный край указательный палец – на подушечке сразу появляется полоска крови. Я снова ругаюсь вслух, торопливо облизывая порез.
Марина резко отодвигается в сторону и отворачивается.
– Что случилось?
Она снова поворачивает ко мне напряженное, еще больше обычного побледневшее лицо и говорит сухо:
– Прости… Я совершенно не выношу вида крови.
Меня посещает странное чувство: мне и смешно, и как-то вдруг тепло на сердце, оттого что эта железная леди не лишена маленьких глупых женских слабостей.
Я улыбаюсь:
– Марина, брось, это же просто порез.
Ей не смешно – ее губы напряженно сжаты.
– Мне плохо даже от одной капли.
Я прячу руку за спину. Это странно, но мне почему-то не хочется, чтобы она сейчас ушла, – а она явно собирается уйти, пятится к выходу в коридор, стараясь на меня не смотреть.
Я спрашиваю мягко – надеюсь, что получается мягко, я вовсе не хочу над ней издеваться:
– А мышей ты не боишься?
Она отошла уже достаточно далеко и позволяет себе кислую усмешку.
– Нет, мышей не боюсь. – Она уже почти ушла, но оборачивается в дверях и говорит напоследок: – Я и крови не боюсь. Я просто не могу на нее смотреть спокойно.
Все – она ушла. И меня охватывает какое-то странное чувство – будто пустоты. Мне ничего больше не хочется – ни кофе, ни курить, ни тем более работать.
За окнами уже совершенно темно. Кое-как собрав с полу кофейную лужу (стыдно оставлять свинарник ночным уборщикам, которые скоро явятся в офис) и похоронив осколки кружки в мусорном ведре, я запираю кабинет и выхожу на улицу. Все по плану – и прогулка по городу, и покупка красного вина, и просмотр DVD. Но я уже не так раздражен, как после редколлегии. Завтра мы с ней пойдем обедать. Чем черт не шутит – может, ей и удастся объяснить мне, что «она не так уж плоха»?
– Мымра.
Я произношу это слово вслух – первый раз за день. И понимаю, что улыбаюсь.
Глава 2
Глубокая ночь. Небо над Москвой никогда не бывает по-настоящему синим и темным, в нем всегда реет какое-то противное марево, но сейчас оно мне нравится. Оно как-то неожиданно высоко, и с большой террасы, ради которой я и купила когда-то эту квартиру на девятом этаже в сталинском доме на пересечении Чистопрудного и Покровского бульваров, небо кажется огромным и глубоким. А шум машин где-то там, внизу, далеко-далеко, не мешает даже моим чувствительным ушам.
Вообще-то, было глупо покупать квартиру с такой большой террасой. Я все-таки очень болезненно реагирую на солнце – сгораю почти мгновенно, как часто бывает с белокожими людьми. Потому и живу почти постоянно в дождливом Лондоне, потому и переехала с такой готовностью в Москву, где слякотная непогода держится девять месяцев в году. Летом – днем – мне эта терраса, конечно, ни к чему. Но вечером и ночью, в то время, которое я, вечная сова, считаю своим, здесь чудесно. Когда я сижу на террасе в кресле, закинув ноги на пуфик, и потягиваю коктейль «Кровавая Мэри», слегка измененный по моей личной рецептуре, я чувствую себя великолепно. Это самое лучшее время моей жизни – хотя в моей жизни мне совсем не на что жаловаться. Я слушаю смутный шум большого города, я вижу его огни, и мне нравится, что я добилась идеального баланса: я и над огромным человеческим миром, и часть его. Это очень правильно и очень успокаивает.
Обычно – но не сегодня вечером. Сегодня я недовольна собой. Меня мучает совесть и досада на собственную неосторожность, – ведь я не могу сказать, что не замечала происходящего. Замечала, и еще как. Просто не захотела вовремя остановиться. Или не сумела все-таки? Увлеклась сладкими мыслями? Упустила момент? Как я могла – такая опытная, умудренная жизнью особа?
Мне ли не знать, что таким, как я, нужно жить аккуратнее? Мне столько всего дано. Я столько могу. Практически я могу сделать все, что придет мне в голову, и получить все, что захочу, – стоит только попросить вежливо, а иногда и просто протянуть руку. Но именно поэтому мне нужно быть осторожнее в своих желаниях. Нужно все время, постоянно следить за собой. Потому что исполнение моих желаний может причинить боль окружающим. Я-то пойду по жизни дальше, спокойная и бесчувственная, как обычно. Как всегда. А они – люди вокруг меня… Им будет больно от того, что я с ними сделала. Они будут сломаны, несчастны, разбиты. Обескровлены.
Я делаю еще один глоток коктейля и хмурюсь, прокручивая в голове события последней недели. Наверное, я совершила глупость еще в самом начале пути, когда спонтанно приняла предложение занять
