Эти глаза и улыбка ничего не значили для Габи, точно так же, как очарование Сирокко не действовало на Джина, следующего ее избранника.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Билл.
– Ты считаешь, что не дал мне оснований? – парировала она, слегка задыхаясь.
Но в действительности она думала в этот момент о том, как забавно они четверо должны были выглядеть в глазах Билла, который не участвовал во всех этих перетасовках. Похоже, в этом и состоял его стиль – держаться в стороне, пока другие самовыражаются, и выбираться из тени не раньше, чем остальные, исчерпав все очевидные возможности, впадут в депрессию.
К завершению своего мимолетного романа Калвин прибыл подавленным. Так же, как и Сирокко. То ли по причине сосредоточенности на Габи, то ли просто по неопытности Калвин оказался отнюдь не первоклассным любовником. Сирокко считала, что имело место и то, и другое. Корабельный врач был мягким, застенчивым и педантичным человеком. Из его досье явствовало, что большую часть жизни он провел в научных изысканиях, углублении знаний и совершенствовании навыков – в общем, не имея времени для забав.
Габи все это абсолютно не заботило. Исследовательский модуль «Властелина Колец» был лучшей игрушкой из тех, что она когда-либо имела. Она ненавидела путешествия, но страстно любила свою работу. Поэтому, окончив с отличием университет, присоединилась к корпусу аэронавтов, дабы наблюдать звезды без раздражающей атмосферной линзы.
Работая, Габи не замечала ничего. В том числе того, что Калвин начал проводить в исследовательском модуле почти столько же времени, сколько она сама, дожидаясь случая подать ей фотографическую пластину, объектив или ключи к своему сердцу.
Джина, казалось, тоже не заботил секс. Сирокко посылала ему сигналы, способные, судя по накалу и концентрации, потрясти основы мироздания, но Джин не воспринимал их. При появлении капитана его лицо с идеальными арийскими чертами, забавно контрастирующее со взъерошенной шевелюрой, озаряла мальчишеская улыбка, и он с азартом говорил о полетах. По прибытии к Сатурну Джин должен был взять на себя пилотирование разведывательного челночного катера. Сирокко тоже любила эту тему и знала в ней толк, но не замыкаться же на полетах в ущерб всему остальному! Порой ей хотелось ощутить себя женщиной.
В конечном итоге Калвин и Сирокко получили то, к чему стремились. Вскоре после этого ни один из них не хотел повторения.
Сирокко не знала, как обстоят дела у Калвина и Габи: ни один из них не склонен был обсуждать свою частную жизнь. Но было очевидно, что все идет в лучшем случае сносно.
Калвин все еще кидал порой на Габи пламенные взоры, но она свои пламенные взоры приберегала для Джина.
Джин тем временем откровенно дожидался, когда Сирокко наскучит безрезультатная охота на него. Но как только это произошло, пилот – странное дело – таки поспешно сдался отводящему войска противнику. Выразилось это, в частности, в том, что он завел привычку бочком подходить к ней и тяжело дышать в ухо. Ей это страшно не нравилось. Прочие его приемы оказались не лучше. Казалось, занимаясь любовью, он каждый раз ожидал благодарности. Но на Сирокко не так-то легко было произвести впечатление. Джин изумился бы, узнав, что по ее личной оценочной шкале переместился с первого места на десятое.
Роман с Биллом начался почти случайно. Правда, со временем Сирокко узнала, что с Биллом связано подозрительно много случайностей. Или, если угодно, что ничего случайного с Биллом не происходит. Слово за слово – и теперь они могли обеспечить порнографическую демонстрацию Третьего Закона Ньютона по разделу «Движение; действие и противодействие». Сирокко, подумав и посчитав, пришла к выводу, что сила эякуляции – явно недостаточное объяснение взаимоотталкиванию любовников, неизменно наступавшему в момент оргазма. Причина, конечно же, была в мышечном спазме ног, но эффект получался чудесным и немного пугающим. Казалось, они превращались в большие чувственные шары, которые, стремительно теряя воздух, отрываются друг от друга в момент наибольшего слияния. Они кружились и кувыркались, но в конечном итоге опять соединялись.
Билл чувствовал то же, что и она. Он улыбнулся, и его неровные зубы блеснули в свете ламп.
