Я думал, что Гешт смотрит по телевизору старинный детектив или комедию. Но Файди насмехался над одним из гостей, который поверил в искреннее гостеприимство и теперь никак не мог найти среди бесконечных столов дорогу домой.
— Ах ты, дохлая крыса! — взорвался я.
Файди смотрел на меня вопросительно, не понимая, к кому обращено возмущение. Редкие его волосы стояли дыбом.
— Мелкая ты душа, Файди, — уточнил я и вплотную приблизился к хозяину вечера. — Ты обещал мне самолет?
— Номер семьдесят девять ноль пятнадцать! Он ждет вас на взлетной полосе, Бари! — Гешт подтвердил тяжелым волевым взглядом, что это истинная правда, отвернулся, уставился в экран. — Вы дитя, Бари, вы ничего не понимаете в удовольствиях. Смотрите, пока не улетел самолет. Это же Тедди. Тедди Питман — мой бывший компаньон… теперь пьяный сапожник…
Пьяный полз под столами в поисках выхода из лабиринта.
Меня преследовал смех сумасшедшего старика.
Глава пятая
Неделю мы прожили счастливо.
Эдди по утрам пил молоко и возился со своим мотоциклом. Мария выходила к столу в домашнем халате. Я ничего не делал, шутил со своими и забыл, что имею какое-либо отношение к событиям в этом мире. Мы вели себя будто вообще ничего не случилось.
Иногда я вспоминал визгливый смех Файди и сжимал скулы.
Скотина, ловко он устроил нашу встречу. Наверное, так же гнусно хихикал над истерикой Марии. А я- то думал, что в неожиданных затратах Гешта скрыт глубокий смысл. Впрочем, не исключено, что он извлекал дополнительные проценты из вложенного капитала. Когда у тебя много миллиардов, а жизнь подходит к роковой черте, поневоле рехнешься…
На улице шел дождь, иногда падал и тут же таял мокрый снег, а камин так заманчиво потрескивал сосновыми поленьями, что не хотелось покидать дом… Я заметил по горящим ушам сына, что ему хочется поделиться переживаниями, которые он ощущал во время прыжка, но не подавал повода для неприятного разговора. Мария тоже сдерживала себя, кроила и шила сыну сверхмодную футболку. У-у подбегал, топоча, по очереди к каждому и выпрашивал сладости.
— Отец, покажи твой коронный репортаж, — сказал Эдди.
— Коронный? Какой же из них?.. Ах да, «Токио, день Т.». Это было пять лет назад.
Я достал кассету, зарядил видеомагнитофон.
— Ты не видел его?
Эдди кивнул. Он редко смотрел телевизор. Теперь, объединенные телеэкраном, мы представляли образцовую бюргерскую семью.
Кадры с необычайной документальностью воскресили недавнее прошлое. Токио горел: на пленке — клубы дыма, пляска огня, ныряющие в пламя пожарные, носилки с жертвами.
Когда прибываешь на место катастрофы, то самая большая трудность — достать транспорт. В Токио мне повезло: я получил один из трех вертолетов телекомпании Эн-Эйч-Кей, специально оборудованных для прямых репортажей. Я был первым западным корреспондентом, прибывшим на место катастрофы, и дирекцию самой могущественной телесети заинтересовал именно взгляд Джона Бари на драматические события. Переговоры провели по радио; я попросил, чтобы звуковой комментарий к кадрам давали из студии местные репортеры.
На аэродроме представители телекомпании, среди которых были, конечно, и люди службы безопасности, предоставили мне вертолет с пилотом. Два других вертолета были уже в воздухе, вели репортаж.
— Будете сразу снимать, господин Бари-сан, или сначала заедете в отель и отдохнете с дороги? — Директор телепрограмм прижимал к носу платок.
— Отдохнем после работы, — ответил я как можно вежливее, понимая, что церемониал важен в этой стране даже во время землетрясения.
— Карамото — ваш пилот и проводник.
По крепкому рукопожатию и пытливому взгляду Карамото, одетого, как и все японцы, в традиционный темный костюм и белую сорочку с галстуком, я решил, что он майор или подполковник той самой службы. Позже выяснилось, что подполковник.
Сверху Токио представлял город миллионов пылающих хижин. Деревянные домики вспыхивали, как факелы, и сгорали со сказочной быстротой, поджигая все вокруг. Между огней носились какие-то тени. Я бы сказал, что на моих глазах горел гигантский сарай.
Я навел камеру, прицелился. Сигнал ушел в студию, вспыхнул во всей красочной гамме на миллионах телеэкранов страны. Дубль картинки передавался через спутник в Европу для моей фирмы.
— Ну и столица! — удивился Эдди. — Это просто деревня!.. Неужели жители не знали?
Я остановил изображение и начертил на листе бумаги Т-образное сочленение древних плит под островами Японии. Основанием этой буквы «Т» является плита, уходящая почти вертикально в глубь Земли.
Конечно, они знали, что рано или поздно так случится. Достаточно сказать, что изобретательные японцы сбрасывали в подводный желоб брикеты мусора, собираемого по всей стране, которые аккуратно опускались в чрево Земли, никогда не всплывая в других частях света. Постепенное захоронение вертикальной плиты время от времени давало о себе знать землетрясениями, а полное уничтожение ее предвещало катастрофу. Событие было рассчитано с амплитудой точности плюс-минус год и названо «Днем Т.». Несколько лет назад столицу Японии официально перенесли в другое, более безопасное место. Посреди моря встали на гигантских сваях платформы, соединенные автострадами. На платформах прочно обосновались высотные здания, похожие на странные деревья, раскинувшие во все стороны стальные ветви; в них переехали почти все официальные службы, многие конторы, а также жители нового Токио. Новая столица Японии прославлялась всеми средствами массовой информации.
— А как же люди? — растерянно спросил Эдди. — В твоем разрушенном Токио?.. Почему они не уехали?
Почему?
На этот вопрос не ответил бы и японский император. Я много раз бывал в Токио до катастрофы, разговаривал с бизнесменами, журналистами, лавочниками, прохожими на улицах и приходил в отчаяние от их вежливой обреченности: «Да, мы знаем, господин…», «Плохо будет…», «Но бог милует…», «Я родился в Токио, живу с этим страхом десятки лет и — ничего…».
«Люди есть люди», — произнес напыщенным тоном император перед глазком моей камеры, и это была единственная фраза, которую я сумел потом вставить в репортаж. Сам он, разумеется, перенес свой дворец на платформу посреди моря.
Деревянный пестрый Токио, который я так любил, город миллионов вежливых бедняков, замаскированный рекламами, обставленный небоскребами, залитый асфальтом и подпоясанный многоэтажными скоростными автострадами, сгорал на моих глазах. Остались покосившиеся небоскребы, черные пожарища, марево над городом.
Позже катастрофу чересчур подробно описывали и показывали, и я не буду многого повторять. Я имел тогда самый оперативный материал.
«Я спал в номере ноль пять девять четыре на пятом этаже гостиницы «Нью-Токио». К счастью для меня — на пятом этаже. — Это дает интервью в моем репортаже знаменитый путешественник и писатель Роберт Андерсон. Голос его спокоен, волнение выдают некоторые лишние слова. — Знаете, когда это началось, я сразу проснулся. Да, да, я проснулся. И включил свет. Представляете? Света не было. Темно. Я нащупал ногами тапочки и, догадавшись, что происходит, схватил с вешалки костюм и — по лестнице во двор. Понимаете меня?…На темной улице, озаряемой яркими вспышками, толпились какие-то химеры,
