берегом-дрейфом было одиночество, любимое и ненавистное, задвинутое куда-то в угол, но остающееся всегда на виду, подобно вещи, которая всю жизнь мелькает у тебя перед глазами.
Ворочаясь в постели, я думала, что однажды, если захочу, влюблюсь в матроса речного флота, нежного, любезного и заботливого, или в олимпийского чемпиона, или философа.
— По Эмпедоклу, каждый подобный ищет себе подобного, — говорила я ей.
Но она парировала:
— По Гераклиту, из противоположностей рождается гармония.
Потом я перегнула вдвое подушку и оперлась в нее локтем.
— Ада, не знаешь, где можно найти немного дигиталиса?
— Что это?
— Растение, — ответила я, не уточняя, что только что прочитала у Стендаля, что дигиталис — это такое растение, которое не дает сердцу биться слишком быстро. Растение, которое я давала бы ей каждый раз, когда она возвращалась влюбленная домой, полная преувеличенного восторга к какому-нибудь школьному приятелю.
— Ты и в самом деле хочешь попросить папу купить тебе ударную установку?
— Конечно.
— Он никогда этого не сделает.
— Придется играть на чужой.
И тогда Ада пошла в звукоизолированный подвал на улице делла Крочетта, где играл Мэл, там стояла ударная установка «Pearl» зеленого цвета, принадлежавшая его брату, прежде чем он предпочел ей гитару.
— Ты поедешь в Рим?
— Надеюсь, это будет последним, что я сделаю в своей жизни, — ответила она уверенно.
— Мне будет грустно без твоего исполнения «Турецкого марша», — прошептала я.
Звонок из Рима
Когда я вошла в агентство, то увидела Тима, который выставлял в окно тысячный флаг мира; он уже собрал рюкзак, чтобы отправиться в Рим на манифестацию против войны, и Гайа, разумеется, поедет с ним. Их рты почти соприкасались, когда они что-то говорили вполголоса, совершенно не прячась, не употребляя этою закодированною языка взрослых, полного двусмысленных слов и намеков. Она говорила только о переезде и собиралась жить с матерью и компаньоном папы, который оставил жену и пока что спал в гостинице. Вяло обняв их, я поздоровалась и, пока закрывала дверь кабинета, услышала, как Спазимо уговаривал Тима держаться подальше от беспорядков.
Я стояла в кабинете у окна в шерстяном свитере с высоким воротом, положив руки на батарею, но все равно мне было холодно. По тротуару уверенно шагал мужчина, чем-то напоминавший актера, имя которого я не помнила. Ах да, Джорджа Клуни. На самом деле это был Алессандро Даци.
В этот момент на столе зазвонил телефон. Я схватила трубку, три раза произнесла «алло», но ответа не было.
Даци выглядел ослепительно: выбритый, в тройке от Армани и шелковом галстуке в фиолетовую и зеленую полоску.
— Я пришел, так как за мной долг, — сказал он.
— Конечно.
Он закурил сигару «Давидофф».
— Могу я быть с вами откровенным?
Не дожидаясь ответа, он продолжил:
— Моя бывшая жена хочет снова выйти замуж, а мне это неприятно. Трудно представить, что женщины, которые у тебя были, могут принадлежать кому-то другому.
— Вы все еще любите ее?
— Сегодня ночью я трахал нигерийку.
— Вот как, — ответила я, прижавшись к спинке вращающегося кресла.
— Я ходил на банкет, где было полно красивых женщин, парочку из них я мог бы легко затащить в постель.
— Представляю.
— Но ухаживать, знаете, утомительно.
— Лучше нигерийка.
Он ухмыльнулся, демонстрируя свои зубы.
— Я оставил многих женщин, которые до сих пор спрашивают себя, почему.
— Вы этим гордитесь?
— Разумеется, нет.
Я смотрела на него с любезным равнодушием в надежде, что он наконец- то скажет то, что хотел сказать.
— Мы с бывшей женой всегда ссорились.
Я закурила.
— Что ж, в таком случае вы правильно сделали, что развелись.
— Ваша сестра была актрисой?
Глубоко затянувшись, я кивнула.
— Анджела устраивала много вечеринок, туда приходили актеры, певцы… Кто знает, может, я знал ее.
Я потерла опухшие от усталости глаза. Жаль, что сейчас не лето, а то бы я включила вентилятор и направила ему в лицо в надежде, что он вылетит как пушинка в дверь.
— Сколько я вам должен?
— Только за железнодорожный билет.
— И все?
— Да, все.
Он достал из бумажника пару банкнот и положил их на стол.
— Полагаю, я вас уже об этом просил, однако попытаюсь снова. Хотел бы пригласить вас на ужин, так, по дружбе.
Мне было тяжело, как домработнице, которая тащит все пять этажей сумки с покупками.
— Ну конечно, Даци, позвоните мне как-нибудь.
На его лице промелькнула удовлетворенная улыбка.
— Вы не похожи на всех женщин, которых я знал.
— То есть?
— Вы даже женщиной не кажетесь.
Мне стало любопытно.
— А что такое женщина?
— Я только хочу сказать, что с вами мне нравится разговаривать, а женщин я обычно стараюсь затащить в постель.
Проводив его до двери, я сказала:
— Мне немного обидно, что вы не хотите затащить меня в постель.
— Это поправимо, — с готовностью ответил он.
Едва Алессандро Даци удалился, как кто-то постучал в дверь.
— Что такое?
Спазимо прислонился к косяку.
— Как прошло?
— Тебе будет приятно узнать, что буквально минуту назад я приняла приглашение Даци
