сложились, внучки выросли без бабушки. Пенсия ее, казавшаяся приличной в старые времена, теперь совсем обесценилась. Только маленький участок с наспех сколоченным сарайчиком и огородом поддерживал у Галины Васильевны волю к жизни. С апреля по октябрь она ползала по грядкам, все время что-то сажая и пропалывая. Картошка, огурцы, помидоры, укроп, чеснок — все было свое, домашнее, варилось, мариновалось, закатывалось в пузатые трехлитровые банки.
Хвостову повезло — мать была дома.
— Чего явился? Не начинай, по глазам вижу — с Ксенией опять поругался. Что тебе сказать, сам выбирал. Родителей не слушал, куда там! Напролом тебя несло, Олег. Теперь терпи. Две девки у тебя, им еще на ноги встать надо.
— Да нет же, мам, я не о том.
— Ну что еще у тебя стряслось? С работы тебя выгнали?
— Хуже, мамочка, гораздо хуже, — Хвостов неожиданно разрыдался. «Что за бред, — возмущался внутренний голос, сопли распустил, да тебе уже сорок лет, а ты все к маме под крылышко?».
— Что с тобой, сыночка, — Галина Васильевна побледнела? — Ты заболел? СПИД, не приведи Господи, — она перекрестилась.
— Да нет, не СПИД. Смотри, мам — Олег Иванович приспустил штаны.
— Господи, за что наказываешь меня! — взвыла старуха. Мало тебе того, что страну антихристы к рукам прибрали, что жизнь наша в грехе прошла, так угораздил ты меня своими руками отродье сатанинское выродить!
— Мам, я тебя очень прошу, заканчивай свою религиозную агитацию. Какой я, на хрен, антихрист?
— Вот оно, семя враждебное, вирусы все эти, Абрамовичи, прости-Господи. Молись, сын! Молись! — Галина Васильевна сунула Хвостову старинную икону Николая — Чудотворца. — Икона эта прабабушку нашу хранила, и бабушку. Поцелуй святого Николая.
Икона пахла затхлостью, серебряный оклад почернел.
— Мам, — Хвостов почувствовал усталость. — Нет, ты мне объясни. Ты же в тридцать втором родилась? Пионеркой воспитывалась, сочинения про Сталина писала, да какого черта, ты же в партии была! Ты же зав. отделом идеологической работы была, мамочка! Что с тобой!
— Со мной ничего, хоть и на старости лет, да Бог меня спас. А у тебя от безверия хвост вырос, лучше бы не вынашивала я тебя. А отцу какое наказание, да он в могилке ворочается.
— Мама, я от врача только что. Он говорит, что все, возможно, из-за Чернобыля. Помнишь, я в командировке облучился?
— Пойдем к Отцу Никодиму. Молись истово и свечки поставь. Только молитва твоя Господу спасет тебя от наваждения.
— Маманя, ну пойду я, пойду. Ты мне лучше скажи, ты деда, или прадеда по отцовской линии помнишь? Откуда фамилия Хвостовых пошла, может в старину чего не так было?
— Ваня таким порядочным человеком был. Ну, злоупотреблял маленько, со всяким случиться может. А ты…
В маленькой церквушке горели лампадки. Пахло ладаном, и строгие лики святых, или полусвятых (Хвостов не разбирался в церковной иерархии), смотрели на грешников.
— Послушай меня, сынок. — шептала Галина Васильевна. — Когда тебя в Афганистан должны были призвать, я сюда тайком пришла, зажгла свечку. И случилось чудо, Бог помог, помнишь — твою анкету потеряли.
— Мам, удивляюсь я тебе. Я эту анкету сам в туалете спичкой поджег и в урну засунул. — Олег подумал, что просто теряет время.
— Это дьявол говорит из тебя…
— Ладно, мамуля, я пойду. В конце концов, хвост не так уж и страшен. Ты знаешь, — во рту у Хвостова стало горько, — я тебя люблю. Я до сих пор помню, как мы за грибами ходили. И еще — как ты с температурой поехала елку на Новый Год покупать. Я тебя ненавидел частенько, бывало и такое. И ты знаешь, — мысль эта поразила Хвостова, — мне кажется, что Богу молиться не имеет смысла, потому что его нет, и он есть, потому что он жесток и добр одновременно.
— Богохульник! — лицо Галины Васильевны исказилось.
— Пора мне, мам, — закусил губу Хвостов и выбежал из церкви.
Хвост лежал на сиденье и мешал вести машину. При торможении, он напрягался вне зависимости от воли Олега Ивановича, а при обгоне начинал больно хлестать по щиколоткам.
— Елки-палки, это же надо так влипнуть, — Хвостову хотелось курить. — Придется на операцию ложиться. А сейчас это так некстати, две сделки уходят. Да и дорого.
«Аквариум России» располагался в старом Московском переулке, вернее — в подворотне. Раньше в здании этом был институт лакокрасочной промышленности, и в коридорах до сих пор пахло какой-то ядовитой дрянью.
— Ага, приехал все-таки, — долговязый генеральный директор «Аквариума России», напоминал рыбака. — А у нас уже слухи пошли, Хвостов теперь по субботам на работе не появляется, хвост у парикмахера укладывает.
— Кто? Почему? — ужаснулся Олег Иванович.
— Да брось ты, шуток не понимаешь? Я тебе домой звонил. Скалярий нам завезли, Олег, а они дохнут одна за другой. Хорошо бы кислотность воды проверить, или эту, алка… Ну, алкоголическую вашу меру. Кто у нас кандидат химических наук?
— Никаких проблем. — Олег Иванович пошел на склад за реактивами.
Работа у Хвостова была нехитрой, но требовала определенной степени профессионализма. Как еще можно узнать, когда подсыпать в аквариум химические препараты, когда очищать кормушку, когда подкармливать обитателей младшими братьями, или, на худой конец, мотылями.
С кислотностью в аквариумах было хреново. Пришлось переселять редкостных рыбок в специально подготовленный резервуар, растворять в воде белые кристаллы, капать желтыми реактивами в пробирку. Суета эта заняла весь остаток дня.
Часам к шести вечера Хвостов вдруг почувствовал, что ему настоятельно необходимо попасть в туалет.
О, белоплиточное уединение личной кафельной кабинки. Какой сегодня выдался сумасшедший день…
— Е-мое, змея!. Змея, братцы. Дави ее.
— Ууу, — взревел Хвостов, распахнув дверку, — что же ты, сука, делаешь! Я тебе покажу, как мой хвост каблуками давить!
— Извини, Олег Иваныч, — консультант по африканским рыбкам с воем выскочил из сортира.
Хвостов с изумлением посмотрел себе под ноги. Хвост заметно вырос, он уже достигал полутора метров в длину. Кончик его, принятый обидчиком за змею, был молодым, гибким, розовым и поросшим редкими черными волосиками. Зато основание начало покрываться странными, прозрачными чешуйками, напоминающими слюдяные пластинки.
Воскресенье Олег Иванович провел на даче, и в понедельник поехал на работу с тяжелым предчувствием.
— Ну, привет, Олег Иваныч, — Витька Журавлев, директор по маркетингу, сальный мужик с малюсенькими глазками, встретил Хвостова в коридоре. — Поговорить надо. Такие слухи про тебя ходят странные.
— Чего надо? — Мрачно спросил Хвостов, и глаза его налились кровью. — Журавлева он не любил, искренне считая его дармоедом. К тому же ходили слухи, что до работы в «Аквариуме» Витек связан был с мафией.
— Нет, Олег, ты только не сердись. Пойми уникальность своей ситуации, вроде и мужик статный, и все на месте, но хвост… Ты пойми, с такой физической комплекцией можно сделать миллионы. Представь себе,
