— Не имя красит человека, а человек имя!
— Зачем нам писать дерьмокнигу? И так все книжные магазины ими завалены. Добавим в говняный список еще одну жопушку (не то мужскую, не то женскую)?
— Жопа интернациональна. К тому же мы будем смотреть на этот вопрос с обратной стороны. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю-понимаю. ...Давай лучше напишем про Париж.
— Вот, кстати, о Париже. Во всех языках он звучит как «Пари», и только по-русски с «ж» на конце, потому что в России всегда и все делали через жопу. Даже когда во всем цивилизованном мире была распространена смертная казнь через повешение, в России все равно сажали на кол!
— Вот я и говорю, давай двинем поближе к цивилизации и напишем книгу, например, о Китае.
— Я сейчас про Индию пишу.
— Вот и дерзай. Там должно быть полно приключений !
— Конечно. Акулы с барракудами, буддисты с «камасутрами», пираты с якорями, русалки с дикарями, бабы нагишом и хиппи с гашишом... А хочется написать о глобальном.
— О жизни, прожитой через жопу?
— Заметь, сейчас про жопу сказала ты!
— А как, скажите, иначе можно назвать существование человека, который настолько себя не любит? Менять пол — крайняя степень ненависти к себе. Что может рассказать интересного тот, которому все опостылело? Кому хочется стереть из реальности даже свою сущность?
— Но признать, что хочешь ее стереть, а потом воплотить замысел и «родиться заново» очень сложно. Разве непонятно?
— Понятно. Только читать о таком подвиге скучно.
— Неправда! Это смотря как написать!
— Как ни пиши, все псу под хвост.
— Ты опять про жопу? Пошли хотя бы для разнообразия на...
— Вся жизнь на хуй... кстати, неплохое название.
— Отличное. Только тогда уже «Жизнь после хуя».
— Тогда уже «Хуевая жизнь, или Пиздатое существование» .
— «Банани и персики» — репортаж с петлей на хуе...
— Я не поняла, ты серьезную книгу собираешься писать?
— Конечно, кто же шутит с такими вещами? Только писать мы будем вдвоем, и, по-моему, мы уже начали.
— Правы были большевики, что нельзя отдавать искусство в руки евреев: они все доведут до абсурда...
Мата Хари
Жена стала замечать, что муж перестал обращать на нее внимание.
Надела противогаз и спрашивает благоверного:
— Ничего не замечаешь?
— Брови, что ли, выщипала?
...Я становлюсь внимательным и подозрительным.
Превращаюсь в хитреца-изобретателя.
Я мог бы давать советы Штирлицу, сериал про которого смотрит вся страна.
У меня улучшился слух: сидя в квартире на нашем пятом этаже, слышу, как внизу открывается дверь подъезда.
В женских штучках становлюсь более изощренным, чем сами женщины. Вчера смастерил искусственные ресницы из старого мутонового воротника. Отрезал две узкие полоски, пощипал их, завил на карандаш и накрасил тушью. Приклеить решил на клей для дерева, найденный в отцовском ящике для инструментов... И приклеил бы, даже не задумавшись о том, что глаза могут НАВСЕГДА остаться склеенными... Помешало возвращение отца из рейса.
...Он, как обычно, привез кучу подарков мне и маме. Свои, мальчишечьи, я даже не хотел распаковывать, а вот у мамы... изумительные красные туфли. У меня даже сердце стало стучать медленнее.
«Мы должны их получить», — шепнула ОНА мне в ухо, и я вдруг осознал, что живу ЕЕ интересами. Моя жизнь растворялась, как в кислоте. То есть внешне я абсолютно нормальный мальчик, и каждый день, видя себя в зеркале, конечно же, не мог забыть об этом. Но ничего кроме апатии на этот счет не испытывал. С ЕЁ появлением исчезали старые желания и появлялись новые, совершенно неожиданные, а порой и опасные. Как, например, эти чертовы туфли. Я так сильно хочу их, что готов продать душу дьяволу...
Пока я как загипнотизированный смотрел на недоступные сокровища, мама их мерила. Туфли оказались немного маловаты. Точнее, требовали времени, чтобы быть по ноге.
— А на тебя налезут? Может, разносишь? — со смехом спросила она.
— Конечно, — на полном серьезе, скрывая радость согласился я.
Иногда я разнашивал ее обувь. Первый раз вызвался сам, а она не поинтересовалась, чего ради помогаю ... Мне показалось, туфли на мне сидят идеально, и я цокал каблуками по полу, пытаясь подражать женской походке.
— Что ты делаешь?! — Голос отца, вернувшегося улицы, заставил подпрыгнуть.
— Мама попросила разносить. Ей малы, — в ужас пробормотал я, в мозгу проносилось: «Поймали! Мне конец!!!»
Отец в гневе страшен, а уж узнав про такое...
— А-а, понятно, — как ни в чем не бывало, бросил он и прошел на кухню.
Сердце успокоилось не сразу. Хотелось срочно вылезти из туфель, но вдруг слишком быстрое отступление вызовет подозрения (хотя отец, скорее всего, уже забыл обо мне), и я продолжал цокать с трясущимися коленями, а липкий холодный пот выступал на спине.
Наконец, решив, что достаточно походил в туфлях, вернулся к себе в комнату. Там осмотрел все, что могло вызвать отцовские подозрения, но ничего не обнаружил. Я всегда был аккуратен. Нашел только искусственные ресницы. А их нельзя положить ни в одну из шкатулочек мамы. Ресницы принадлежали ТОЙ, чьих вещей не было и не могло быть в этом доме, как и ЕЁ самой. Пришлось спрятать их в карман школьной формы и постараться забыть о них на все время папиного отпуска.
И действительно... полностью про них забыл.
...Через пару дней вместе с приятелем Димкой пошли после школы в кино. Набрали мороженого, потом подошли к кассе. В одной руке я держал деньги, в другой пломбир, а он считал мелочь.
— Не хватает, у тебя еще есть?
— Не знаю. Может, в кармане.
Не раздумывая ни секунды, Димка запустил руку ко мне в карман и выгреб оттуда все. На ладони среди мелочи лежали... искусственные ресницы.
— Что это?
Мороженое застряло у меня в горле.
— Это?..
Спас меня висящий на стене прямо за его спиной плакат фильма «Спартак», вечно популярного среди советского народа.
— Я хотел... хотел сделать маленькие фигурки спартанцев, а мех прикрепить на шлемы. У них такие
