Чем и отличаемся от коровы. И от всяких мелких европ. Подумаешь, Бельгия в кармане у Голландии, обе под мышкой у Люксембурга. Тюкают чего-то там в своей мелкоте по миллиметру. Но каждый день. Но по миллиметру. Размаха нашего нет у них. Удали! У нас тут не на миллиметры счет – мы верстами меряем! И на каждой версте – подвиг идет, и на каждой – матерей вспоминают. И его, и твою, и нашу общую… А как не вспомнить, когда уже не раз в сто лет, а уже беспрерывно, повсеместно, с ускоренным ускорением! Когда уже куда ни плюнь – всюду штурм, борьба, страда, битва! Горячая пора! Нормальной поры вообще не бывает, всюду горячая – у монтажников, у химиков, у хлебопеков… Приезжие, правда, удивляются: почему в столовой пора горячая, но щи холодные? Почему у молодежи горячая пора, но в аптеке одни горчичники? И вообще, почему у нас каждый второй подвиг – ликвидация последствий первого?
Ну, на то они и приезжие, чтоб удивляться. Они так со своим удивлением и уезжают. Встречая на обратном пути других приезжающих, но уже наших, которые теперь все чаще выпрыгивают через то самое окно, но, к удивлению ОВИРа, многие возвращаются. Причем тоже сильно удивленные. Настолько, что первое время молчат, на вопросы не реагируют, в молчании распихивают по углам привезенные коробки. Но затем, собравшись и взяв себя в руки, рассказывают остальным, что мы тут зато намного впереди по духовности. Логику в точности уловить трудно, но примерно так: чем больше вещей там, тем мы духовнее тут. То есть чем реже дают сосиски, тем сильнее в нас урчит работа духа. И перспективы хорошие. Потому что по сосискам пока мы как раз опять уже еще не совсем… И по колготкам еще уже опять пока… И по пленке цветной еще опять пока уже, хотя зато с цементом, слава богу, уже опять не совсем еще… В общем, если так пойдет дальше, то по духовности мы скоро настигнем Республику Чад.
При этом что интересно: духовно отсталая Европа что-то не торопится догонять нас по духовности. Видимо, чего-то опасается. И Америка, дурная, променяла, видно, всю духовность на свежие фрукты круглый год. А японцы… Это вообще уже наша мифология. Мы уже про них только так и говорим: «Японцы!.. Еще бы!.. На то они и японцы!..» У этих размаха уже вовсе нету – куда им там размахиваться? Они даже не в миллиметрах, они в микронах ковыряются. Но уже почему-то в двадцать первом веке! То есть ползут уже почему-то по нашему светлому будущему! Куда мы до сих пор – семимильными прыжками, как кенгуру: с печи – на подвиг, с подвига – на печь! И опять, и снова, и все семимильно и хотя в разные стороны, но все вперед!..
И должно быть, от этих прыжков, скачков, рывков, от постоянной тряски в нас самих давно уже что-то сильно сотряслось, перекорежилось и перевернулось. Так что нормальными кажутся нам наши нормы, стоящие вверх ногами.
Врач ненавидит больного – нормально. Учитель тупее ученика – нормально. Дом построили – окна забыли, а крышу сэкономили? Ну и нормальный дом, жильцы празднуют новоселье. Правда, за стенкой двое убивают друг друга, мешают праздновать, но мы музыку погромче сделали, нормально все! Нас тогда даже эта чудная придумка не изумила, эта «трезвость – норма жизни». Никому и в голову не пришло, что это при нормальной жизни она – норма!..
Все прыжками стоит на месте. Страшными усилиями не сдвигается. С чем вчера обещали покончить, опять нормальная цель на завтра. Да идет ли время-то вообще? Или это у нас такая специальная теория относительности – чем больше пространство, тем время его дольше пересекает?
Может, поэтому все, что для других давно норма, для нас еще экзотика?
– Гла-асность? Неужели? И все можно?
– Можно!
– Обо всем?
– Обо всем!
– И о самом-самом?!
– О самом!..
… Ну и о чем же таком кипят страсти? О чем таком пишут раскаленные перья в наших лучших журналах? Для чего столько эрудиции, логики, столько ссылок на Монтеня, Шопенгауэра, Михаила Сергеевича? А для того, чтобы в конце XX века попробовать убедить нас, что свинарка лучше знает, как ходить за свиньей, чем все советские и партийные органы, включая Политбюро!
Но мы пока еще не очень, нас так просто не возьмешь. У нас сомнения пока. Мы еще не готовы полностью признать, что Земля – круглая. Хотя все данные со спутников подтверждают, что наши очереди именно криволинейно изгибаются за горизонт.
А мы все топчемся, да мы живем уже в этих очередях, и злобимся на тех, кто впереди, и презираем тех, кто сзади. И вместе с теми и другими все валим на строй. Забываят что строй – это то, что сами себе построили. У «наших» немцев наш строй – нормально живут. У тех немцев тот строй – тоже за сосисками к нам не ездят. И тех и других мы победили одинаково. Ибо это в войне количество подвигов переходит в победу. А где подвиги, рядом с нами делать нечего. Но в мирной жизни нельзя двигаться прыжками – от подвига к подвигу. Это не к победе ведет, а к сотрясению, к лихорадке. В нормальной жизни нужен нормальный ход. Пусть по миллиметру, но в одну сторону и каждый день. Но чтоб так идти, прежде всего надо встать с головы на ноги. Нам этого сальто уже не потянуть. Решать задачу про нормальный ход придется детям.
Мы можем помочь им только одним: не мешать видеть в нас доказательство от противного.
1988
Век детей
Век атома, век космоса, век сердечно-сосудистых… А главное – век скоростей и ускорений. В прошлом все текло и мало что менялось. Теперь все меняется, но не течет, а мчится и несется вскачь.
Предки тихо рождались, неторопливо женились, незаметно заводили двенадцать детей, писали друг другу длиннющие письма и долго доживали свой короткий век.
Наш век вдвое длиннее, но доживают втрое быстрее. О переписке смешно говорить: если кто и нацарапает новогоднюю открытку, так потом надо нести руку на УВЧ. Двенадцать детей завести можно, но для этого надо мобилизовать двадцать четыре родителя.
Зато какие детишки пошли! Они с такой скоростью набирают мускульную силу и наливаются сексуальной мощью, что содрогаются старые фронтовики. Ботинки, которые утром были велики, к обеду жмут. Девочек ростом меньше ста семидесяти дразнят Дюймовочками. Короче, в тринадцать лет он уже может сделать вас бабушкой, в двадцать пять стать дедушкой и к тридцати закончить школу.