не принимались. Телекомментаторы без обиняков ставили знак равенства между понятиями «коммунизм» и «терроризм».
Когда группа наружного наблюдения сообщила по радиотелефону, что один из девяти, зарегистрированный в полицейской картотеке под именем Нобумаса Курокава, сев в такси, направился в аэропорт, Комура почувствовал: началось.
Курокава взял билет на реактивный самолет «ДС-8», вылетавший в Осака.
Связавшись с полицейским управлением в Осака, Комура решил отправиться туда следующим рейсом. Через час к нему ворвался инспектор с телеграммой: «Применив оружие, Курокава захватил в воздухе самолет. Он требует записать на пленку и передать по радио его обращение к японскому народу, а также три миллиона долларов наличными для вылета за границу. В противном случае угрожает взрывом. На борту 76 пассажиров и 8 членов экипажа».
Тут же поступило другое сообщение: «Курокава решил сесть в осакском аэропорту. Угрожая взрывом, к самолету никого не подпускает».
Комура не колебался ни минуты. Надев под пиджак наплечную кобуру и проверив, заряжен ли его пистолет, он помчался на аэродром. По личному указанию министра транспорта его ожидал спецсамолет, который сразу же поднялся в воздух. С ним вылетели и три сотрудника из его сектора. Комура сам занимался с ними, и по меткости стрельбы и владению приемами борьбы они вполне подходили для операции, которую предстояло осуществить. Комура не выходил из тесной кабины пилота. Согнувшись в три погибели, он слушал, что происходило там, на «ДС-8».
Курокава, с которым пытались вести переговоры, неожиданно потерял самообладание и объявил, что, если власти немедленно не выполнят его требований, заложники будут уничтожены. Он приказал пилоту поднять самолет, не дожидаясь разрешения контрольно-диспетчерского пункта, что едва не привело к столкновению в воздухе. После этого террорист пырнул ножом стюардессу, пытавшуюся что-то ему объяснить, и связал ее. Положение осложнилось. Полет Комура в Осака терял целесообразность, и он хотел было приказать пилоту возвращаться в Токио, но поступило сообщение от диспетчера осакского аэропорта: «Топлива в самолете почти не осталось, далеко они не улетят. Придется ему сесть… Если только Курокава не решит покончить счеты с жизнью и прихватить с собой души остальных пассажиров». Комура принял решение продолжать преследование.
Когда стемнело, пилот «ДС-8» посадил машину в Нагоя. Курокава потребовал заправить самолет и следил за техниками из кабины. Группе Комура удалось в это время подобраться к самолету с противоположной стороны. В салон они проникли через аварийный люк. Приготовив оружие, затаились возле кабины пилотов. Минут через двадцать стюардесса, связанная Курокава, попросилась в туалет. Террорист, довольный, что требование о заправке выполнено и ничего подозрительного не произошло, разрешил ей выйти. В открытую дверь ворвался Комура. Он немного не рассчитал, и Курокава успел с потрясающим проворством выхватить нож и полоснуть себя по горлу. Его немедленно подхватили и вынесли из самолета. Раненый потерял много крови, но остался жив.
Тут же из Нагоя Комура передал в Токио указание брать всех выявленных террористов, и сам, не отдыхая, вылетел обратно. Удалось взять троих. Пятеро ускользнули. Один из арестованных покончил с собой, проглотив ампулу с цианистым калием. По отпечаткам пальцев полиция установила его личность: Акира Исикава, 27 лет, несколько раз был арестован по обвинению в краже и других мелких преступлениях.
В Токио Комура прилетел утром. В аэропорту его ждала машина. В ней сидел инспектор Уэда, который руководил ночной операцией. «Там один совсем молоденький, из студентов, в отличие от других с полицией дела не имел. Я его приказал поместить отдельно. По-моему, с ним можно работать. Он расколется».
Следователь направился прямо в тюрьму. Допрос надо провести немедленно, пока арестованные не пришли в себя.
Уэда был прав. Киба оказался худеньким, запуганным пареньком, который после первых же угроз расплакался и, рыдая, начал рассказывать. Сам он студент-химик, отвечал в группе за бомбы.
— Сначала мы просто занимались пропагандой, — шмыгая носом, говорил Киба, — Сибата считал, что наш долг — помогать угнетенным… Он забирал у нас все деньги, чтобы мы тоже чувствовали себя нищими… Часто он пропадал куда-то и возвращался пьяный… Меня они шантажировали. «Если ты уйдешь, мы сообщим о тебе в полицию, сядешь на несколько лет. Так что тебе одна дорога — с нами». Но все было ничего, пока не появился Гэн Шэн.
— Кто? — переспросил Комура. — Гэн Шэн? Он китаец?
— Он очень похож на японца и говорит без акцента. Сибата привел его к нам и сказал, что этот человек будет помогать делать революцию. Он снабжал группу деньгами. Потом привез оружие — ножи и пистолеты. На них не было заводского клейма, и Исикава, подвыпив, как-то сказал мне: «Видал, что нам подсунули? Пистолеты-то китайского производства. Схватят с ними — обвинят в шпионаже». Дал он нам и руководство по изготовлению бомб.
— Где этот Гэн Шэн жил? Где он сейчас находится?
— Я не знаю. Правда, не знаю. Он уходил и приходил неожиданно. Мы боялись его.
— Продолжайте.
— Он настоял на том, чтобы мы убили товарищей, тех, которые начали сомневаться. Обвинил их в контрреволюции… Их пытали там, в нашем убежище, в горах, потом оставляли в снегу умирать…
— Где находится убежище?
Киба молчал.
— Учти, у тебя одна возможность избежать тяжкой кары — рассказать все, как есть. Ты понимаешь, сколько на тебе человеческих жизней?
— Убежище в горах, рядом с местечком N. Комура прервал допрос, сейчас важнее найти других, а Киба и так расскажет все, что еще не успел.
С протоколом допроса Комура бросился к начальству.
Убежище террористов располагалось неподалеку от уединенного зимнего курорта, где почти не бывало туристов. Сюда приезжали лишь немногочисленные любители здешних тихих мест. В большинстве своем одинокие пожилые люди. Они подолгу бродили по заснеженным холмам, залитым солнцем, а потом, вернувшись в единственную гостиницу, грелись у хибати[3]. Эти люди ценили возможность пройтись по нетронутому снегу, подышать свежим морозным воздухом.
В местном отделении полиции Комура уже ждали. Инспектор, родившийся здесь и всю жизнь здесь проработавший, сумел обнаружить логово.
— К хижине ведет всего одна тропа, да и то идущего видно издалека, — доложил он. — Других подходов нет. Скажем, если у них снайпер имеется, то вообще не пройти. По одному целый полк перестреляют.
— А ночью? — спросил Комура.
— Ночи-то сейчас лунные. На снегу тени. Видно все как на ладони.
— Так что же делать? — спросил один из полицейских, прибывших с Комура.
— А ничего, — так же спокойно ответил инспектор, — раз надо, значит, пойдем.
Двигаться решили под утро, так больше надежды, что террористы, устав, к концу ночи потеряют бдительность, окажутся менее внимательны. Неожиданно за час до начала операции прибыл Вада.
Под покровом темноты полицейским удалось незаметно подобраться к хижине и окружить ее. Видимо, террористы не ожидали, что их так быстро обнаружат. Комура передал по цепи: «Приготовиться». Вада держался сзади, возле полицейского с рацией. Связь с управлением поддерживалась постоянно.
Быстро светало. Комура прикинул: до домика сто с лишним метров. Пробежать — полминуты, а там? Дом построен основательно, пока вышибешь дверь, завяжется перестрелка, и кто знает, чем она кончится… Комура отполз к Вада — надо предложить преступникам сдаться, не применяя оружия. Вада согласился. Слова Комура, многократно усиленные громкоговорителем, разбудили утреннюю тишину этого благословенного местечка. Несколько минут в домике было тихо. Затем из окна выстрелили. Это был ответ.
Комура повернулся к Вада:
— Надо немного оттянуть людей, чтобы шальной пулей не задело, и начинать осаду. Долго они не выдержат.
